— Макс, ты надолго сегодня?
— Да нет, Лен, пожалуй, часика на два, потом надо домой, дел по горло. А ты чего такая хмурая?
— Да вот… Мама опять на рынок потащилась! Я попросила её подождать, чтобы вместе сходить, а она ни в какую. Оделась и чуть ли не бегом сбежала. Странная она какая-то в последние дни.
— Ладно, сейчас чаю попьем и позвоню ей, может, поеду встретить. Ты расскажи пока, как там ваш интернет-магазин? Вика твоя работает?
— Да магазин нормально вроде, Макс. Но Викуля что-то стала филонить, отлынивает. Я тебе уже жаловалась на неё, так тогда это были ещё цветочки. Я теперь вообще одна за всё отвечаю: и за сайт, и за отправку заказов, и за финансовые отчёты. А она просто рекламу запустила и всё. Как деньги пошли, так Вика вообще расслабилась.
— Ну, раз расслабилась, значит, может, пора ставить вопрос жёстче. Скажи: либо вкладывается трудом, либо давай делить доли и разбегаться. Я тебе и в прошлый раз это говорил, чего ты тянешь?
— Мне неловко… Хотя, может, и придётся.
В этот момент дверь входная открылась, послышались шаги в прихожей.
— О, Татьяна Геннадьевна вернулась. Привет, мам! — громко сказал Макс, но мать не откликнулась.
— Может, не расслышала, — пожала плечами Лена. — Пойду сумки заберу
Лена вышла в коридор, но мать уже прошмыгнула в свою комнату, стараясь не попадаться дочери на глаза. Руки у неё дрожали, хотя она этого не замечала. Сумку с овощами поставила на пол, сердито поджимая губы — она надеялась застать детей врасплох и послушать их разговоры, убедиться в своих подозрениях. Фраза сына, сказанная им в прошлый раз, и так звучала в ушах: «Ну, если ты от этой нахлебницы избавляться не собираешься, то готовься кормить её ещё лет пятнадцать».
«Это что же получается? Я для них — нахлебница?» — думала тогда мать, привычным движением сбрасывая с плеч жакет. Ей казалось, что почва уходит из-под ног. Всю жизнь она горбатилась, чтобы обеспечить детей: и квартиру приличную купила в ипотеку, и репетиторов им оплачивала, и в лагеря отправляла… А тут — «нахлебница».
Слёзы подкатывали к глазам, но она их сдержала. Не хотела, чтобы дети видели её в таком состоянии. Страшно было даже представить, что теперь делать. «Может, это я чего-то не понимаю? Или Макс так грубо пошутил?» Но в голосе сына сквозила уверенность, нет там никакой шутки.
Поэтому сегодня она специально ушла из дома до приезда сына — хотела дать детям возможность говорить откровенно, а самой послушать их разговор.
***
В гостиной Лена тем временем попыталась позвать маму:
— Мам, ты у себя? Что такое, ты почему не заходишь, чаю хочешь? Он ещё горячий.
— Нет, дочь, спасибо. Я не голодна, — отозвалась мать.
Макс переглянулся с сестрой, приподняв брови:
— Какая-то она странная. Может, просто устала?
— Да она всегда после рынка вымотанная приходит, там же народу… — Лена развела руками. — Сама знаешь, как у нас по субботам бывает.
Макс только кивнул, решив пока не лезть с расспросами. Мать, хоть и добрая женщина, но очень уж самостоятельная. С ним она была ласковой, однако Макс чувствовал: Татьяна Геннадьевна не любит, когда дети лезут в её личное пространство с вопросами.
— Ладно, Лен, я пойду, мне в автосервис ещё заехать надо. Мне на следующей неделе премию обещали, так что надо машиной заняться.
— Ого, премия — это хорошо, — заулыбалась Лена. — Слушай, если понадобится помощь, финансовая или ещё какая, ты скажи. Я тоже заработала немного.
— Да справлюсь, не переживай.
Сестра пошла провожать брата, а мать из своей комнаты так и не вышла, даже не взглянула на Макса на прощание.
Когда дочь вернулась на кухню, Татьяна Геннадьевна уже стояла у плиты, чистила картошку. От неё веяло таким холодом, что Лена невольно поёжилась.
— Мам, ну что случилось? Что-то не так?
— Всё так, — коротко ответила мать, стараясь не смотреть на дочь.
— У тебя на лице прямо написано, что что-то не в порядке, — настаивала Лена. — Может, ты заболела?
— Да нет, просто устала я… Ты давай иди, занимайся своими делами, мне надо тут по хозяйству управиться.
Лена опешила, но продолжать допрос не стала. Мать редко бывала такой отстранённой. Обычно она сама звала дочку к столу, расспрашивала о работе, спрашивала, что у Макса нового. А тут — ни слова. Лена лишь вздохнула и решила, что, может, вечером поговорят по душам.
***
Прошла неделя. Макс к матери заскочить не успел, закрутился с работой. А вот Лена, живя вместе с ней, всё сильнее ощущала, что мать словно поставила стену между ними. Они по-прежнему обменивались любезностями: «Доброе утро», «Как дела», но никаких совместных посиделок на кухне не было.
Однажды вечером Лена не выдержала и подошла к матери, которая сидела на диване и смотрела новости по телевизору.
— Мам, мы так не общались никогда. Ты уже несколько дней сама не своя. Я что-то сделала не так?
Татьяна Геннадьевна вздохнула.
— Лена, давай не будем. Не сегодня.
— А когда? — вспылила дочь. — Ты ходишь какая-то потерянная, а я что, должна это терпеть и делать вид, что всё нормально?
— Терпи, — коротко бросила мать.
Лена растерялась от такого тона. Мать никогда не говорила с ней подобным образом. Спорить не хотелось, поэтому девушка вышла из комнаты, так и не добившись ответа.
На следующий день она решила позвонить Максу.
— Макс, слушай, ты когда в последний раз нормально общался с мамой?
— Да давно… неделю назад, когда я у вас был. А что такое?
— Она ведёт себя холодно. Я не понимаю причины. Ни с того ни с сего. Может, ты знаешь?
— Нет, — растерялся Макс. — Она со мной по телефону позавчера говорила, ну, как обычно, спрашивала, как дела, машина. Голос спокойный был.
— Спокойный-то спокойный, но мне кажется, она на нас обижена. И молчит.
— Ладно, Лен, я на выходных приеду. Разберёмся.
Лена положила трубку и вдруг вспомнила их Максом разговор две недели назад: «Если ты от этой нахлебницы избавляться не собираешься…». Они говорили о Вике, о её нежелании участвовать в общем деле, но мать тогда как раз пришла из магазина…
«Неужели… нет, ну мама ведь не могла так неправильно понять!» — мелькнуло в голове у Лены. Но что, если всё-таки мать услышала тот разговор? Лена припомнила, как мать именно в тот момент вошла в квартиру. Девушка вдруг нахмурилась: «А вдруг она правда услышала что-то и приняла на свой счёт?..»
Она чуть не бросилась бежать в комнату к матери, чтобы всё объяснить. Но вдруг вовремя одёрнула себя: «Не буду делать поспешных выводов. Пусть Макс приедет, вместе поговорим».
***
В субботу ближе к полудню Макс действительно приехал. Он захватил коробку с тортом, думал, что таким образом растопит материнское сердце, если она в плохом настроении.
— Мам, привет! — громко окликнул он, входя в квартиру.
— Здравствуй, — раздалось с кухни. — В гостиную проходи, я сейчас выйду.
Макс переглянулся с Леной, которая тоже выглядела растерянной.
— Что происходит? — негромко спросил он у сестры.
— Понятия не имею. Неделю так. Похоже, что-то серьёзное.
Они прошли в гостиную. Лена села на диван, Макс устроился рядом.
— Может, она думает, что я в чём-то виноват? Я вспомнил, когда в последний раз она была такой обиженной. Лет шесть назад, когда соседка наговорила ей всяких гадостей о нас, будто мы шумим ночами… — Макс на секунду задумался. — Но тогда мама молчать не стала, сразу нам всё вывалила, а сейчас…
— Слушай, Макс… У меня возникла одна мысль. Может, она услышала тот наш разговор про «нахлебницу»? Помнишь?
— Какую нахлебницу?.. — начал было Макс и вдруг осёкся: — А… Вспомнил. Ну да, мы ведь обсуждали твою подругу Вику. А мама что, была дома?
— Она заходила как раз в этот момент. Может, услышала кусок фразы и подумала, что мы её имели в виду?
— Да ладно? Неужели она решила, что мы мать так называем? — Макс приподнял руку и провёл по лбу. — Вот влипли…
Тут в комнату зашла Татьяна Геннадьевна. Она выглядела уставшей и какой-то отчуждённой.
— Сынок, ты пришёл, чтобы опять меня «нахлебницей» назвать, или что?
— Мам, ты… — Макс опешил, Лена тоже. Они переглянулись.
— Это ты, сынок, меня нахлебницей назвал? Или, может, вы вдвоём так величаете мать, которая вас растила? — голос Татьяны Геннадьевны звучал надтреснуто, но без крика.
— Мам, ты что, серьёзно думаешь, что это о тебе была речь?! — Макс даже привстал с дивана. — Мы это… Ох, давай объясню. Мы с Ленкой в тот раз говорили о её подруге, которая в доле в их бизнесе, но работать не хочет.
— Да, мам, — вставила Лена. — Меня Вика давно достала: поначалу вроде всё делала, а как только прибыль пошла, она вообще забросила все обязанности.
— Вот Лена меня и спрашивала, как быть, — подхватил Макс. — Я посоветовал ей настаивать, чтобы Вика взялась за ум, а если нет — «избавляться» от неё.
Мать смотрела то на сына, то на дочь и не знала, верить или нет. Но вид у них был такой искренний, что сердце начинало оттаивать.
— То есть вы не меня обсуждали? — переспросила она тихо.
— Да с чего бы нам тебя обсуждать в таком тоне?! — воскликнула Лена. — Мам, ну ты же всё для нас делаешь. Как у нас язык бы повернулся назвать тебя… так.
— Я стояла за дверью, когда ты, Макс, сказал эту фразу. Я только краем уха услышала: «Если ты от этой нахлебницы избавляться не собираешься…» Я подумала… — тут Татьяна Геннадьевна сглотнула и с горечью произнесла: — Я решила, что вы про меня.
— Господи, мам, — Макс опустился на стул. — Ну как так?
— Я устала, сынок, — призналась женщина. — Совсем выматываюсь. И подумала, что, может, вам в тягость моя помощь и моё присутствие. Потому что ты давно живёшь отдельно, а я всё норовлю по привычке заботиться.
— Мам, брось. Кто ж будет против заботы? — Макс встал и осторожно обнял мать за плечи.
Лена тоже подошла поближе, прижалась к маме.
— Прости нас, мам, что не поговорили с тобой сразу. Если бы мы знали, что ты слышала это…
— И вы простите, что я сама не уточнила, — с облегчением вздохнула Татьяна Геннадиевна. — Я уже и не знала, как теперь с вами быть.
Она посмотрела на своих детей и, наконец, улыбнулась:
— Я-то думала, что всё: вы выросли, а я только мешаю вам, хожу тут…
— Да ты что! — Лена покачала головой. — Мы без тебя никуда, Мам.
— Конечно, — подхватил Макс. — Куда мы без нашей главной хозяйки.
Вдруг все трое захохотали. Напряжение спало.
— Давайте просто вместе пообедаем, — предложила мать. — Я так соскучилась по семейным посиделкам.
— Наконец-то, — вздохнула Лена. — А то неделю ходила, как на иголках.
— Я тоже. А ещё думал, может, я что-то такое сказал, не то, — Макс криво усмехнулся. — Оказалось, именно это и сказал, только вот не про тебя.
Все рассмеялись ещё раз, хотя каждый понимал, что шутка получилась не из приятных. Зато теперь правда вышла наружу, и обида, висевшая в воздухе, исчезла.
***
Вечером, когда Лена уже отдыхала в своей комнате, к ней заглянула мать.
— Доча, давай поговорим?
— Конечно, мам, — Лена отложила телефон в сторону.
Татьяна Геннадьевна села рядом на кровать.
— Я просто хотела сказать, что безумно люблю вас с братом. Да, я устала, и, наверное, стала слишком чувствительной. Порой мне кажется, что я уже не нужна так, как раньше.
— Не говори глупостей, мам. Мы тебя не то что уважаем — мы гордимся тобой, ведь ты нас одна подняла.
— Я иногда боюсь, что, когда вы оба окончательно обретёте свои семьи, у вас не останется времени на меня.
— Всегда найдётся, — заверила Лена, обняв маму за плечи. — А если ты когда-нибудь устанешь или заболеешь, мы будем рядом. Разве может быть иначе?
— Спасибо, милая…
Они сидели, обнявшись, ещё несколько минут, потом мать пожелала дочери спокойной ночи и ушла к себе.
***
На следующий день Лена набралась смелости и позвонила Вике. Разговор получился непростым, но честным. В итоге Вика обещала, что исправится, и что она действительно увлеклась «лёгкими» деньгами и потеряла мотивацию.
— Но теперь я поняла, что веду себя неправильно, — призналась она. — Да, извини.
— Главное — начать всё заново, — ответила Лена. — Я бы не хотела ссориться и разрывать бизнес, но работать в одиночку тоже не могу.
Когда Лена положила трубку, она поднялась со стула и, взглянув в зеркало, улыбнулась. «Мы помирились» — подумала она, — «точно так же, как вчера с мамой». И словно груз свалился с плеч.
Татьяна Геннадьевна в этот момент звала её из кухни:
— Доча, я чайник поставила!
— Да, мам, идём пить чай.
Лена вышла в коридор и увидела мать, которая стояла с пакетиком печенья, улыбаясь. Никакой прохлады между ними уже не было. И в доме снова царило умиротворение — то, ради чего мать все годы и трудилась, чтобы у её детей была семья, в которой всегда можно выплеснуть все недомолвки и снова обнять друг друга.
— Мам, — тихо проговорила Лена, подходя ближе, — знаешь, Макс наверняка скоро женится, я, может, тоже когда-нибудь. Но это же не значит, что мы уйдём из твоей жизни. Мы семья. Всегда были и будем.
— Я это уже поняла, доченька, — вздохнула с облегчением Татьяна Геннадьевна. — Спасибо.
Они прошли на кухню, и вскоре оттуда послышался негромкий смех счастливых людей.