-Танюша! Ты сердишься еще? Не поможешь мне сотовый найти? Никак не отыщу, — спросил, заискивая, Пётр.
Таня вошла в гостиную и демонстративно прошла мимо мужа. Платье како-то мрачное надела. Черное. Мешок-мешком. Петр хотел было сделать замечание, но прикусил язык. Ага, вот так сделаешь, а потом еще три дня бойкота.
Жена молчала, на вопросы и просьбы помочь не отвечала.
-Ну не поможешь, так и скажи! — раздражаясь, сказал Пётр Семенович…
***
Пётр Семёнович брёл на работу. Какую-то растерянность или даже потерянность чувствовал он уже пару дней. Стареет, что ли? Его урок сегодня был третьим. Физика. Всю жизнь его была посвящена этой точной науке. Её он в вкладывал в головы детишек и подростков.
Физика не была капризной — разве может быть таковой точная наука. А вот то, что не всякие мозги были достаточно цепкими и острыми для физики — это да. Ох и расстраивался тогда Пётр Семёнович… ох и огорчался.
В кабинете за его учительским столом оказалась молоденькая физичка, почти практикантка, Любочка Рыжова.
-А, Любовь Вадимовна! Решили сегодня у меня попрактиковаться? Милости прошу!..
Люба не успела ответить — прозвенел звонок на урок. Пётр Семенович сел на стул у окошка. В течение урока только изредка одобрительно кивал головой, замечаний не делал. Люба хорошо вела — не придраться. Начала, правда, странно. Сказала что-то вроде: «Жаль, что начинаем нашу работу по такому грустному поводу». Но потом резко перескочила на физику, шмыгнув носом пару раз. Пётр Семенович начал наблюдать за ходом урока, и забыл о странном начале…
После урока Люба объявила седьмому Б, что сегодня короткий день. Всех детей просят тихо покинуть школу, а учителя собираются в актовом зале на какое-то собрание. Вот те раз! Седьмой Б был под классным руководством Петра Семёновича. Он хотел было спросить у Любы, чего это они надумали отпускать его учеников без его ведома, но тут же сообразил: собрание же какое-то!
Чего-чего, а собраний Пётр Семенович не любил. Теперь надо было подумать, как ретироваться из школы незамеченным. Вот так встретишь в коридоре милейшую Дарью Алексеевну, директора школы, и уже не сбежишь — возьмет под ручку, поведет в зал, втолковывая что-нибудь по пути, как школьнику.
И конечно же, как назло, Дарья Алексеевна шла ему навстречу по коридору… эх, надо было отсидеться в кабинете. Пётр уже приготовился сдаваться директору, как нашкодивший школяр, но тут к Дарье Алексеевне подбежала завуч, Валентина Сергеевна, схватила её под руку и начала что-то говорить почти в самое ухо. Дарья наклонила голову к завучу и отвела взгляд от Петра. Они прошли мимо него, разговаривая в полголоса. Физик только слышал: «Ужас, ужас…», а больше ничего не разобрал. Вот те на! Так может пойти на собрание-то? Что там за ужас? Заинтриговали…
Да нет! Наверняка, бабские сплетни! О чем-то своем говорили. Какой ужас в школе? И потом, Петр Семенович бы знал. Плохие новости всегда поступают в первую очередь.
Физик даже не поздоровался, чтобы не привлекать внимание к себе. Он быстро прошел мимо двух дам и сбежал из школы, как будто и правда был учащимся, а не педагогом и солидным взрослым мужчиной.
Все сегодня были какие-то притихшие — и учителя, и ученики. Петр Семенович подумал, не пойти ли всё же на собрание? Вдруг, что-то случилось? Он уже был у школьных ворот. Замешкавшись на секунду, физик решительно вышел за калитку. Отправился домой. Через магазин. Надо купить супруге чего-нибудь вкусненького, а то она что-то разобиделась на Петра не на шутку.
Тридцать пять лет они с Татьяной прожили. Сказал бы Пётр, что прожили душа в душу, но иногда Таня обижалась. Да так, что могла с Петей дня три не разговаривать. И обидеться могла, что характерно, на ерунду какую-нибудь. На мелочь. Скажет Пётр сдуру, что платье не слишком удачное надела жена — готово дело. Таня надуется и молчит. И пока не отойдет сама — подходить бесполезно. Ну а за исключением этой мелочи, жили они хорошо. Плохо, как думал Пётр Семенович, люди по три десятилетия вместе не живут.
Пешком, не спеша, дошел физик до магазина. Зашел внутрь и начал ходить от полки к полке, от ряда к ряду. Чего же купить Татьяне? Что-то и взгляду не за что зацепиться. Может, вон тех конфет? Петр постоял рядом с коробкой. Какой-то она была… неинтересной. Забавно. Раньше он не оценивал конфеты подобными категориями.
Походив еще немного, приценившись к зефиру и фруктам, Петр решил написать жене смс. Может она снизойдет и ответит, чего бы ей хотелось. Таня как раз была в состоянии обиды сейчас. Сколько уже они не разговаривают? Время так быстротечно, а Татьяна тратит его на обиды. Неправильно это.
Куда ж телефон подевался? Наверняка он забыл его дома. Главное, дома-то найти! Петр Семенович поспешил домой. Вошел. Таня не вышла к нему — дуется еще. Петя принялся сходу разыскивать свой мобильный. Дурацкий смартфон как сквозь землю провалился.
-Танюша! Ты сердишься еще? Не поможешь мне сотовый найти? Никак не отыщу.
Таня вошла в гостиную и демонстративно прошла мимо мужа. Платье како-то мрачное надела. Черное. Мешок-мешком. Петр хотел было сделать замечание, но прикусил язык. Ага, вот так сделаешь, а потом еще три дня бойкота.
Жена молчала, на вопросы и просьбы помочь не отвечала.
-Ну не поможешь, так и скажи! — раздражаясь, сказал Пётр Семенович.
Он уже перерыл всё и везде. Танюша спрятала, чтобы отомстить? Да ну! Бред… на всякий случай он прошел в кухню и начал искать там. В ящиках проверил. В шкафах — ничего. На столе лежала какая-то одинокая сиротливая бумажка. Обычно Петру и в голову не приходило смотреть бумаги жены — розоватый листок принадлежал не ему, значит Тане. И какой-то черт его дернул прочесть написанное.
Свидетельство о смерти, вот что там было. Свидетельство о смерти… Власова Петра Семеновича.
-Таня, что это за бред?! — возопил физик. — Где ты взяла эту гадость?
Жена не отвечала. Петр решительно прошёл в комнату. Таня сидела в спальне, на кровати. Точнее, полулежала, подставив подушки под спину. Она говорила по телефону с кем-то.
-Таня, изволь мне объяснить! Меня не интересуют твои обиды. Что за мерзопакостный листок лежит на кухонном столе?! Разве такими вещами шутят?
Таня всхлипывала и говорила в трубку:
-… такая я дура! Зачем я обижалась? Зачем игнорировала его? Даже помириться не успела! Кто знал? Ох… Дарья Алексеевна. Спасибо вам большое. И за деньги, и за сочувствие. Завтра в одиннадцать, да. Нет, не в храме. В похоронном зале, там при больнице морг, и зал для прощания. Жду вас. Спасибо большое!
Ну и дела! Жена расшаркивается перед Дарьей?! Она ее терпеть не может, и постоянно ревнует мужа к директрисе. А кого там хоронят завтра? С кем прощание?
Таня закончила разговор, отложила телефон, посмотрела на Петра.
-Ну! Я жду? — поторопил он.
-Ох, Петя-Петя… что же ты наделал? Как же я буду одна, без тебя? Юля меня к себе жить зовет. А я не хочу уезжать. Буду тут домучиваться. Ох, Петя… — она уронила голову в колени и страшно зарыдала, почти завыла.
Петр поспешил утешить жену. Он сел рядом и понял: обнять Таню не может. Руки, едва прикоснувшись к её плечам, словно растворяются в воздухе. Он вроде как тут. Но его уже здесь нет.
И всё встало на свои места. И Любаша со своим грустным поводом, и директор, не заметившая его. И пропавший сотовый. Мертвым сотовый ни к чему. Вспомнил вдруг Пётр и то, как умер. Сидел, пил чай. Смотрел новости. Внезапно мир вокруг перестал существовать, а тело его упало на пол рядом с диваном. И он видел свое тело со стороны, просто забыл потом. Вспомнил только сейчас. А то ходил растерянный два дня и не понимал, что с ним такое. Ну вот. Понял, наконец-то!
На похоронах Пётр разглядывал всех и каждого, кто пришел его проводить. Не понимал, чего это он болтается на земле. Почему его не забирают на тот свет. Если бы тот свет был тут, то Петр явно встретил бы других покойников, а он не встречал. Значит, для мертвых существует отдельное измерение. Ну, может после девяти дней забирают туда. Или после сорока.
Весь остаток дня вчера, и всю сегодняшнюю ночь Петр практиковал контакт с предметами. Сначала он решился на это, чтобы обнять жену — не успел же перед смертью. Внезапно скончался. Пока тренировался, подумал, что жену обнимать — не лучшая идея. Он элементарно напугает её. А к утру Пётр сдвинул с места стакан. Сконцентрировался и сдвинул. Пошло дело! На похоронах, когда гроб опустили в могилу, он даже кинул ком земли — сам с собой попрощался, так получается…
Поминки — мероприятие невеселое. Зато Пете было нескучно. Пока все говорили добрые слова о нем, пока Юля с Таней утешали друг друга, он провел проводы в иной мир Власова Петра Семеновича в попытках выпить рюмку водки. Ту самую, которую ему Татьяна поставила рядом с портретом. С попытки номер двадцать семь Петру это удалось. А Татьяна потом сокрушалась, что гости совсем сбрендили, водку у покойника выпили.
Ни на девятый, ни на сороковой день, Петра никто никуда не забрал и не призвал. Было странно, но неплохо. Пётр смотрел с женой телевизор. Умилялся, как она по нему грустит-печалится. Помогал — пошла Татьяна на улицу в гололёд, да так поскользнулась, что несуществующее сердце Петра Семеновича сжалось. Он поймал её у самой земли. Поддержал под затылок. А то бы сейчас следом за ним бы и отправилась! Осиротили бы Юльку окончательно. Зачем это? Умереть Таня всегда успеет.
Так и ходил следом за женой. Помогал. Потеряет она что-то дома, а Пётр найдет и ей подсунет. И радуется, какой он заботливый муж. Хотя сейчас-то, наверное, он уже и не муж. А кто? Ангел, что ли? Так вроде не назначали его, не возводили. Но ведь оставили тут зачем-то!
Раз пришли мошенники. Откуда Петр знал, что они мошенники — непонятно. Но знал. Кстати, тогда, на скользкой тропе, он тоже знал, что Таня сейчас упадет. Может, потому и успел.
Мошенники из-за двери на вопрос вдовы «Кто там?» наплели какую-то чушь про социальную помощь и анкетирование. Таня была еще подавлена утратой. И одиноко ей было. Решила она впустить социальных помощников. Начала замок открывать, а он ни туда, ни сюда.
-Ребята, что-то заклинило! — испуганно сказала Таня.
-Может вы нам с балкона ключи сбросите, а мы отсюда попробуем открыть? — предложил один из ребят.
-Хорошо. Давайте.
Ринулся болезный с лестницы бежать, да вдруг такую подножку получил, что кубарем скатился и взвыл, держась за ногу:
-Серега, мать твою, я ногу, кажись, сломал! Вызывай скорее скорую!
-Какую нам скорую, ты спятил, что ли? Держись за меня, я в машину тебя отведу! Обо что ты споткнулся-то?
Обернулись, посмотрели на лестницу. А там ничего.
-Ребята, что у вас случилось? — переживала Таня в квартире за заклинившей дверью.
Ребята ноги в руки, — точнее, вся ноша на одного свалилась, — и бежать. Уже с машине Витек сказал Сереге, морщась от боли:
-Ты там ничего не чувствовал?
-Нет. А что?
-А я чувствовал. Тревогу и мороз по коже. Надо было сразу валить!
-Как валить-то? А лохушка?
-Вези меня уже в больницу! — заорал Витек. — Больно мне, ну!
Татьяна повернула вертушку замка, ставшую вдруг рабочей, выглянула в подъезд. А там уж и никого. Она пожала плечами и пошла домой. Заварила себе чай. Открыла интернет, чтобы почитать, а там новость на первой полосе. Мошенники, социальная помощь и анкетирование. Вот тебе раз! Как Бог-то отвел.
Она не чувствовала Петра. А он и не обижался. Просто радовался, что смог остаться и заботиться о своей любимой. Не ушел в неизвестное небытие. И, наверное, уже не уйдет…