Ольга поливала цветы в своём магазинчике, когда позвонила дочь. По голосу Ани сразу стало ясно, что случилось что-то серьёзное.
— Мам, нам надо поговорить. Срочно.
— Что случилось?
— Приезжай домой. Мы с Кириллом уже там.
Женщина закрыла магазин и поехала домой. В квартире её ждали оба ребёнка. Сын сидел на диване с мрачным лицом, дочь ходила по комнате.
— Что произошло? — спросила Ольга.
— Папа, — коротко ответил Кирилл.
— Что папа?
— Его выселяют из комнаты, которую он снимал. Ему некуда идти.
Ольга села в кресло. Сергей. Бывший муж, который ушёл от неё тринадцать лет назад. Ушёл к молодой девушке, с которой открыл какой-то бизнес. Тогда ему было сорок, детям тринадцать и одиннадцать. Ольга осталась с двумя подростками в съёмной квартире и страхом перед будущим.
Но она справилась. Открыла цветочный магазин, взяла и выплатила ипотеку, подняла детей. Превратилась из забитой домохозяйки в женщину, которая знала себе цену.
— И что он хочет? — спросила она спокойно.
— Он просит пожить у тебя. Пока не встанет на ноги.
Женщина засмеялась. Не от радости, а от абсурдности ситуации.
— Он серьёзно?
— Мам, ему правда некуда идти, — Аня присела рядом. — У него ничего нет. Бизнес прогорел, с той женщиной он расстался. Снимал комнату, но теперь хозяин выгоняет.
— Пусть идёт к той женщине.
— Они разошлись года три назад.
— К друзьям пусть идёт.
— У него нет друзей.
— Аня, это не моя проблема.
Дочь встала.
— Мама, это наш отец. Мы не можем бросить его на улице.
— Он же вас бросил тринадцать лет назад.
— Мы были детьми. Сейчас мы взрослые. И понимаем, что он облажался. Но он тоже человек.
Ольга посмотрела на сына.
— Кирилл, ты что думаешь?
Молодой человек вздохнул.
— Мам, я понимаю тебя. Но он в отчаянии. У него проблемы со здоровьем, с сердцем что-то. Ему нужна помощь.
— Пусть идёт в больницу.
— Мам, не издевайся. У тебя трёхкомнатная квартира. Он может на кухне поспать. Пока не найдёт работу.
Женщина встала и прошлась по комнате.
— Значит, так. Тринадцать лет назад этот человек ушёл от нас. Он не платил алименты нормально, присылал копейки. Не интересовался вами. Я одна всё тянула. Одна. И вот теперь, когда у него ничего не осталось, он вспомнил про нас?
— Мама, он раскаивается.
— Раскаивается. Удобно раскаиваться, когда некуда деваться.
Аня заплакала.
— Мама, мы не можем выбросить отца на улицу. Если с ним что-то случится, мы себе потом не простим. И ты тоже.
— Я себе давно простила. Я простила себе то, что терпела его хамство. Что была удобной. Что молчала.
— Мам, речь не о прошлом. Речь о том, что он может остаться под забором.
Ольга посмотрела на дочь.
— Аня, тебе двадцать четыре года. Ты работаешь, снимаешь квартиру с подругой. Возьми его к себе.
— У меня однушка на двоих. Места нет.
— А у меня есть?
— У тебя трёшка.
— Которую я выплачивала одна десять лет. Пока ваш отец строил новую жизнь.
Кирилл вмешался.
— Мама, мы можем скинуться и снять ему комнату. Но денег хватит на месяц максимум. А дальше что?
— Дальше пусть сам решает.
— Он не может работать. У него здоровье плохое.
— Пусть оформляет инвалидность.
— Это долго. А жить где-то надо сейчас.
Женщина села обратно в кресло.
— Дети, я понимаю, что вам жалко отца. Но почему я должна жертвовать своим покоем?
— Ты сама всегда учила нас помогать близким, — тихо сказала Аня
— Он не близкий. Он бывший муж.
— Он наш отец. А значит, часть нашей семьи.
Ольга закрыла глаза. Она чувствовала, как на неё давят со всех сторон. Дети плачут, умоляют, манипулируют. А где-то недалеко сидит Сергей и ждёт вердикта.
— Где он сейчас?
— Внизу, у подъезда. Мы сказали, что поговорим с тобой.
— Позовите его.
Кирилл вышел. Через пять минут вернулся с отцом. Ольга не видела Сергея лет пять. Тогда он ещё выглядел бодрым, ухоженным. Сейчас перед ней стоял согнутый мужчина с серым лицом и потухшими глазами.
— Привет, Оля.
— Здравствуй.
Они смотрели друг на друга. Тринадцать лет назад она рыдала, когда он уходил. Умоляла остаться. Он сказал тогда, что любовь прошла, что он хочет жить по-новому.
— Дети говорят, тебе нужна помощь.
— Да. Мне нужно переночевать. Пока не решу вопрос с жильём.
— Сколько раз переночевать тебе нужно?
— Ну недели две, может, три.
— Три недели. А дальше?
— Дальше найду что-нибудь.
— Сергей, у тебя есть деньги?
— Нет.
— Работа?
— Нет.
— А со здоровьем что?
Мужчина опустил голову.
— Не очень.
— То есть ты хочешь пожить у меня, пока не встанешь на ноги. Но при этом у тебя нет ни денег, ни работы, ни здоровья. Значит, на ноги ты так быстро не встанешь.
— Я постараюсь.
Ольга встала.
— Нет, Сергей. Ты не можешь здесь жить.
— Мама, — Аня схватила её за руку. — Ты серьёзно?
— Серьёзно. Он не будет здесь жить. Ни неделю, ни две, ни месяц.
— Но куда ему идти?
— Не знаю. Это не моя проблема.
Сергей поднял голову.
— Оля, я понимаю, что был плохим мужем. Но сейчас мне правда некуда идти.
— Тринадцать лет назад ты выбрал свою дорогу. И моя ответственность перед тобой закончилась в тот день.
— Ты всегда была жёсткой.
Женщина усмехнулась.
— Нет. Я стала жёсткой после того, как ты ушёл. До этого я была мягкой и удобной. Ты мог ходить по мне чуть ли ногами, а я молчала.
— Я не ходил.
— Ходил. И я позволяла. Но потом я научилась говорить нет. И сейчас я говорю тебе нет.
Аня заплакала.
— Мама, мы тебя не простим, если с ним что-то случится.
Ольга повернулась к дочери.
— Анечка, послушай меня. Ты взрослая девочка. У тебя есть работа, есть деньги. Ты имеешь право помогать отцу. Можешь снять ему комнату, можешь взять к себе. Кирилл тоже может помочь. Вы вдвоём можете скинуться и обеспечить ему жильё на какое-то время.
— Но у нас нет таких денег.
— А у меня есть? Я плачу за коммунальные услуги, за еду, за одежду. У меня свой бизнес, который требует вложений. Я не могу взять на себя ещё одного человека.
— Мама, он же не просит деньги. Он просит крышу над головой.
— Аня, крыша над головой это тоже деньги. Это электричество, вода, отопление. Это еда, которую он будет есть. Это моё место, мой покой, моя жизнь.
Кирилл встал.
— Мама, мы не ожидали от тебя такой жестокости.
Женщина посмотрела на сына.
— Жестокость – это когда бросаешь семью. Жестокость – это когда не платишь алименты. Жестокость – это когда не интересуешься детьми годами. А то, что я отказываюсь пустить в свой дом человека, который разбил мне сердце, это не жестокость. Это самосохранение.
— Значит, ты выбираешь себя вместо отца?
— Да. Я выбираю себя. Я заслужила право выбирать себя.
Сергей встал.
— Понятно. Извини, что побеспокоил.
Он пошёл к двери. Аня бросилась за ним.
— Папа, подожди. Мы что-нибудь придумаем.
Мужчина обернулся и посмотрел на Ольгу.
— Знаешь, я думал, ты изменилась. Но ты всё та же эгоистка.
Женщина усмехнулась.
— Эгоистка. Интересно. Значит, когда я тянула семью одна, я была эгоисткой? Когда платила ипотеку, растила детей, работала с утра до ночи, я была эгоисткой? А ты кто? Ты, который бросил всё и ушёл за своим счастьем?
— Я ошибся.
— Да. Ты ошибся. Но это твоя ошибка. И расплачиваться за неё должен ты, а не я.
Сергей вышел. Аня и Кирилл остались.
— Мама, мы от тебя такого не ожидали, — сказала дочь холодно.
— А я от вас не ожидала ультиматумов.
— Мы не ставили ультиматум.
— Ставили.
— Мы просто хотели, чтобы ты поняла серьёзность ситуации.
— Я понимаю. Но моя ответственность перед вашим отцом давно закончилась. А ваша ответственность перед ним только начинается. Вы взрослые. Хотите помочь — помогайте. Я не против. Но не требуйте от меня того же.
Кирилл пошёл к двери.
— Пойдём, Аня. Здесь нам делать нечего.
Дочь посмотрела на мать.
— Я надеюсь, ты не пожалеешь об этом решении.
— Не пожалею. Я пожалела о том, что позволяла ему обращаться со мной плохо. Но не о том, что отказалась повторить эту ошибку.
Дети ушли. Ольга осталась одна в квартире. Она прошла по комнатам. Нет, она не позволит превратить свой дом в приют для человека, который предал её.
Да, дети обиделись. Да, они считают её жёсткой. Но когда-нибудь они её поймут.
А Сергей найдёт выход. Или не найдёт. Но это будет его история, а не её.
Женщина налила себе чай и села у стола. Включила музыку. Достала блокнот и начала планировать следующую неделю. Жизнь продолжалась. Её жизнь. Та, которую она построила сама.
И в этой жизни не было места для призраков прошлого, которые приходят только тогда, когда им некуда больше идти.
