Таня сидела перед ноутбуком, нервно сжимая край стола. На экране виднелось лицо Максима – он находился за сотни километров от неё, и расстояние чувствовалось не только физически, но и эмоционально. Его изображение время от времени подтормаживало, сказывался нестабильный интернет.
Девушка глубоко вздохнула, пытаясь сдержать нарастающее раздражение. Она долго думала, стоит ли начинать этот разговор, но обида и злость, копившиеся внутри весь день, наконец перевесили.
– Ты мне ничего сказать не хочешь? – спросила она, стараясь говорить спокойно, но в голосе всё же проскальзывала напряжённость.
Максим на экране удивлённо приподнял брови. Казалось, он действительно не понимал, о чём идёт речь.
– Например? – ответил он, слегка наклонив голову.
Этот невинный вопрос стал последней каплей. Терпение Тани лопнуло.
– Например, о заявлении в полицию! – выкрикнула она в микрофон, сама не заметив, как повысила голос.
Максим невольно поморщился от резкости её тона. А Таня уже не могла остановиться – слова лились потоком, вынося на поверхность всё, что она пережила за день.
– Меня сегодня остановил инспектор ДПС и заявил, что машина находится в угоне! Представляешь? Стою на трассе, вокруг машины проезжают, а мне объясняют, что я, оказывается, угонщица! – она нервно провела рукой по волосам. – Знаешь, сколько времени я там проторчала? Полтора часа! Они проверяли документы, звонили куда‑то, задавали кучу вопросов… Если бы не доверенность, которую я чудом взяла с собой, меня бы в камеру забрали!
Её голос дрожал от возмущения. Она смотрела на Максима, ожидая хоть какой‑то реакции, а он лишь откинулся в кресле и рассмеялся, словно услышал что‑то невероятно забавное. Его лицо на экране даже расслабилось, будто он только что рассказал удачную шутку.
– Ой, да ладно тебе! Не преувеличивай, – махнул он рукой. – Это была моя маленькая месть за твой игнор. Нет, ну правда! Я звонил тебе три раза, хоть бы перезвонила!
В его голосе не было ни капли раскаяния – только лёгкое раздражение и уверенность в собственной правоте. Он говорил так, будто всё происходящее было несерьёзным, мелкой шалостью, на которую не стоит обижаться.
Таня почувствовала, как внутри снова закипает злость. Она резко выпрямилась, сжала кулаки и начала загибать пальцы, перечисляя одно за другим:
– У меня учёба, работа, – голос её звучал твёрдо, каждое слово было как удар. – Больная бабушка, и, наконец, собака, которую кое‑кто оставил на меня!
Она сделала паузу, пытаясь взять себя в руки, но слова уже рвались наружу.
– Когда я доползаю до телефона, уже глубокая ночь! – почти выкрикнула она. – Или мне нужно было тебя разбудить? Хорошо, в следующий раз так и сделаю!
Её глаза горели от обиды. Она смотрела на Максима, ожидая, что он хотя бы попытается понять, как ей тяжело. Но вместо этого он лишь пожал плечами, будто её слова ничего не значили.
– Ну и что? – спокойно ответил он. – Я же не требую, чтобы ты бросала всё и бежала ко мне. Просто сообщение могла бы написать. Хотя бы пару слов: “Как ты?”
Таня глубоко вздохнула, пытаясь сдержать слёзы. Ей вдруг стало ясно, что он даже не пытается представить, каково это – разрываться между делами, заботиться о близких и при этом ещё чувствовать вину за то, что не можешь уделить время ему.
– Ты правда не понимаешь? – тихо спросила она, и в её голосе прозвучала не злость, а горькое разочарование. – У меня нет лишних минут. Нет возможности просто сидеть и болтать. А ты вместо того, чтобы поддержать, устраиваешь такие “шутки”.
Парень недовольно закатил глаза, словно Таня сказала что-то очень глупое. Он слегка наклонился к камере, будто хотел, чтобы его слова прозвучали убедительнее.
– Я не прошу часовых переговоров, – произнёс он с лёгким раздражением в голосе. – Но хотя бы сообщение ты могла прислать? Поинтересоваться, как у меня дела? Вдруг я заболел?
В его тоне сквозила обида, будто он давно копил эти претензии и наконец нашёл повод их высказать. Он даже слегка приподнял брови, ожидая, что Таня сразу признает свою вину и начнёт оправдываться.
Но Таня не дрогнула. Она медленно сложила руки на груди, откинулась на спинку стула и посмотрела на него с холодным спокойствием, которое выдавало накопившуюся усталость.
– Знаешь, а такой же вопрос я могу и тебе задать, – сказала она ровным, но твёрдым голосом. – Все наши разговоры начинаются и заканчиваются тобой. Как тебе там плохо, как ты мечтаешь, чтобы скорее прошли оставшиеся две недели.
Она сделала небольшую паузу, давая ему время осознать её слова, а потом продолжила, чуть повысив тон:
– Когда я начинаю рассказывать о себе, ты тут же переводишь разговор. Словно мои проблемы – это что‑то неважное, о чём не стоит даже говорить.
Максим на мгновение замолчал, будто подбирал аргументы. Его лицо выражало лёгкое недоумение, словно он искренне не понимал, в чём его обвиняют. Потом он пожал плечами и ответил, будто озвучивая что‑то само собой разумеющееся:
– Но ты‑то дома!
В этой короткой фразе уместилось всё: и уверенность в том, что его переживания важнее, и намёк на то, что Тане, в отличие от него, не приходится сталкиваться с трудностями. Он сказал это так просто, будто его слова не могли задеть, будто это была чистая правда, не требующая объяснений.
Таня почувствовала, как внутри поднимается волна горечи. Она открыла рот, чтобы ответить, но вдруг осознала, что любые слова сейчас будут бесполезны. Он просто не хотел её слышать – и это было самое обидное.
Девушка глубоко вздохнула, стараясь унять дрожь в голосе. Она долго подбирала слова, обдумывая каждую фразу, и теперь наконец решилась высказать всё, что накипело. Её глаза пристально смотрели на Максима через экран ноутбука – она хотела видеть его реакцию, хотела понять, дойдёт ли до него смысл её слов.
– Знаешь, после сегодняшнего сюрприза я долго размышляла, что не так с нашими отношениями, – начала она тихо, но твёрдо. – И поняла, что почему‑то всё крутится вокруг тебя. Я для тебя бесплатная прислуга, что ли?
Её голос дрогнул на последнем слове, но она тут же взяла себя в руки. Внутри всё кипело – столько времени она терпела, сглаживала углы, оправдывала его поступки, а сейчас наконец позволила себе быть честной.
– С моими чувствами можно не считаться? – продолжила она, повышая голос. – А если бы я забыла эту бумажку дома, что было бы? Меня бы задержали, пришлось звонить тебе, просить помощи… Ты хоть подумал, чем это могло для меня обернуться?

Она замолчала, ожидая ответа. В комнате повисла тяжёлая тишина, нарушаемая лишь лёгким шумом вентилятора ноутбука. Таня видела, как Максим слегка нахмурился, как его губы скривились в недовольной гримасе. Он явно не ожидал такого развёрнутого обвинения.
И тут он откинулся на спинку кресла и небрежно махнул рукой, словно отмахиваясь от её слов. На его лице появилась та самая снисходительная улыбка, которая всегда так раздражала Таню – улыбка человека, уверенного, что он прав, а все остальные просто слишком серьёзно всё воспринимают.
– Да ничего бы не было, что ты как маленькая! – произнёс он с лёгким раздражением в голосе. – Это была просто шутка!
Он сказал это так легко, будто действительно не видел в своём поступке ничего предосудительного. В его глазах это и правда было всего лишь шуткой – невинной, безобидной, чуть‑чуть острой, но без злого умысла. Он даже не попытался представить, что Таня могла испытать, стоя на дороге под пристальным взглядом инспектора, дрожа от страха и непонимания.
Таня почувствовала, как внутри всё сжалось. Она смотрела на него и понимала: он даже не осознаёт, насколько её задел. Для него это действительно была просто “шутка”, а для неё – очередное доказательство того, что её переживания для него ничего не значат.
– Просто шутка… – тихо повторила она, и в её голосе прозвучала горькая усмешка. – Для тебя всё просто шутка, если это касается меня.
Таня смотрела на Максима, и в её глазах больше не было ни раздражения, ни злости – только холодная решимость. Она долго терпела, много раз прощала, убеждала себя, что “всё наладится”, но сейчас, после всего, что случилось, поняла: больше так нельзя.
– Шути над кем‑нибудь другим, – произнесла она очень тихо, – а я, пожалуй, самоустранюсь.
Её голос звучал спокойно, почти бесстрастно, будто она давно продумала эти слова, просто ждала подходящего момента. Максим хотел что‑то сказать, приоткрыл рот, но Таня не дала ему шанса.
– С квартиры я съезжаю, – продолжила она, не отводя взгляда. – Свой комплект ключей отдам хозяйке. За этот месяц я платить не буду, сам выкручивайся.
Она говорила чётко, по делу, без лишних эмоций. Каждое слово было как точка в длинной истории их отношений – точке, которую она наконец решилась поставить.
Максим замер. Он явно не ожидал такого поворота. На его лице промелькнуло недоумение, потом лёгкая паника, но Таня уже не обращала на это внимания. Она медленно подняла руку и захлопнула крышку ноутбука – резко, без колебаний. Экран погас, отрезав её от мира, где всё вертелось вокруг него.
В комнате стало тихо. Только тиканье часов на стене нарушало эту тишину. Таня откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула. Впервые за долгое время она почувствовала странное облегчение – будто сбросила тяжёлый груз, который носила на плечах не один месяц.
Утреннее происшествие – остановка на трассе, долгие объяснения с инспектором, страх и унижение – стало последней каплей. Оно заставило её по‑новому взглянуть на последние пару лет. Она вспомнила, как часто откладывала свои дела ради него, как терпела его колкие замечания, как старалась быть “удобной”. Вспомнила, как он никогда не интересовался её настроением, её проблемами, её мечтами.
Теперь всё это виделось ей ясно, без прикрас. Она поняла, что не была для него равной – скорее приложением к его жизни, человеком, который всегда должен быть рядом, но чьи чувства можно не учитывать. И самое главное – она осознала, что заслуживает другого отношения.
Таня встала из‑за стола, подошла к окну и посмотрела на улицу. Где‑то вдалеке гудели машины, мимо спешили люди, жизнь шла своим чередом. И её жизнь тоже должна была пойти по‑другому. Сегодня она сделала первый шаг к этому.
Таня часто задумывалась о том, насколько разными были их представления об отношениях. Для неё важны были знаки внимания, маленькие радости, которые сближают людей. Для Максима же подобные вещи выглядели пустой тратой времени и денег – и он не стеснялся это озвучивать.
Например, цветы. Таня любила цветы – их аромат, нежные лепестки, яркие краски. Ей казалось естественным, что парень может без повода принести букет, просто чтобы порадовать. Но Максим на это только усмехался:
– Зачем выкидывать на ветер деньги? Они постоят всего недельку – и всё! Лучше на эти деньги что‑то полезное купить.
В его логике не было места романтическим жестам: если вещь не несёт практической пользы, значит, её не стоит приобретать.
То же самое касалось ресторанов и кафе. Таня изредка мечтала о вечернем ужине в уютном заведении – хотелось сменить обстановку, насладиться вкусной едой, побыть вдвоём в непривычной атмосфере. Но Максим неизменно отказывался:
–Кто знает, в каких условиях там готовят? А вдруг повар руки не моет? Дома всё свежее и проверенное.
Его настороженность распространялась на любые места, где он не мог лично проконтролировать процесс. В итоге все свидания сводились к посиделкам дома или прогулкам по знакомым улицам.
О дорогих подарках и речи быть не могло. Даже на дни рождения и праздники Таня получала что‑то скромное, будто Максим делал одолжение, а не выражал чувства. При этом она сама всегда тщательно готовилась к праздникам: выбирала подарки, продумывала сюрпризы, старалась создать настроение. Но её старания будто оставались незамеченными – Максим принимал их как должное, не пытаясь ответить тем же.
Ещё больнее было то, что он не стремился включить её в свою жизнь. Максим ни разу не познакомил её с друзьями. Когда Таня осторожно спрашивала об этом, он отмахивался:
–А зачем? Я всё равно лучше. И вообще, в нашей компании тебе будет скучно.
Эти слова ранили: получалось, что она для него – отдельный фрагмент, который не нужно интегрировать в остальное существование. Он не видел смысла показывать её своему кругу, не считал важным, чтобы она стала частью его мира.
Со временем Таня начала замечать закономерность: всё в их отношениях выстраивалось вокруг его удобств, его взглядов, его страхов. Её желания и мечты словно существовали на периферии – не отвергались открыто, но и не принимались всерьёз. Она долго пыталась оправдать это: “Может, он просто такой человек”, “Наверное, это я слишком многого хочу”. Но с каждым подобным случаем – отказом от ресторана, пренебрежительным замечанием о цветах, уклонением от знакомства с друзьями – внутри крепла мысль: так быть не должно.
Таня и Максим встречались уже больше двух лет, но она до сих пор не была знакома с его родителями. Поначалу она не придавала этому большого значения – мало ли, бывают разные обстоятельства. Но со временем это начало её смущать. Она несколько раз осторожно заводила разговор о встрече с семьёй Максима, но он всякий раз находил повод отложить знакомство.
Однажды она всё же настояла на объяснении.
– Может, познакомишь меня с родителями? – спросила она как‑то вечером, стараясь говорить непринуждённо. – Мы ведь уже давно вместе.
Максим поморщился, словно она затронула неприятную тему.
– Да зачем? – пожал он плечами. – Они и так знают, что у меня есть девушка. Чего лишний раз беспокоить?
– Но мне хотелось бы с ними познакомиться, – настаивала Таня. – Это важно для меня.
– Ну вот ты всегда так! – вдруг раздражённо бросил он. – Тебе обязательно надо всё усложнять. Я же сказал – потом. Когда‑нибудь.
В его голосе прозвучала такая резкость, что Таня замолчала. Она привыкла: если что‑то было не по его, Максим мгновенно вспыхивал. Не понравилось блюдо в кафе – скандал. Она задержалась на работе на полчаса – новый скандал. Даже безобидное замечание о том, что неплохо бы убрать в квартире, могло вызвать бурю негодования. Он не спорил, не искал компромиссы – просто переходил на повышенные тона, обвинял в мелочности, в желании его контролировать.
Однажды, не выдержав, Таня поделилась переживаниями с тётей. Та выслушала её внимательно, покачала головой и сказала:
– Привыкай, Танюша. Так всегда. Мужчины они такие – им надо уступать, подстраиваться…
И Таня почему‑то согласилась. Действительно, подумала она, может, это нормально? Может, все так живут? Она старалась не обращать внимания на мелкие обиды, прощала резкие слова, уговаривала себя, что главное – любовь, а остальное приложится.
Но сегодня всё изменилось. Утренний инцидент с ДПС, равнодушные слова Макса “Это была просто шутка!” – всё это словно сорвало пелену с её глаз. Она вдруг ясно увидела, как много терпела, как часто закрывала глаза на его эгоизм, как убеждала себя, что так и должно быть.
Сидя в тишине своей комнаты после разговора с Максимом, Таня осознала: она заслуживает лучшего. Заслуживает человека, который не станет играть с её чувствами, не будет унижать и игнорировать её желания. Заслуживает парня, который познакомит её со своей семьёй, потому что гордится ею. Который не устроит скандал из‑за пустяка, а спокойно обсудит проблему. Который не обвинит её в угоне машины, а поддержит в трудную минуту.
Таня много думала и в итоге пришла к простому выводу. Она больше не хотела быть той, кто постоянно подстраивается, терпит, оправдывает. Она хотела, чтобы её любили по‑настоящему – с заботой, уважением, вниманием. Чтобы её чувства имели значение, а не отбрасывались в сторону, как что‑то неважное.
Девушка встала, подошла к окну и посмотрела на улицу. Где‑то там, за этими домами, за этой суетой, был человек, который сможет дать ей то, чего она заслуживает. И она обязательно его найдёт. Потому что теперь точно знала: она достойна счастья – настоящего, а не выдуманного…