Идеальная жизнь Вари рассыпалась на кусочки в тот день, когда она решила убраться в кладовке. Дети были в школе, муж на работе, а она уже с утра переделала все свои обычные дела и не знала, чем заняться. Осенью всегда так: когда все работы в саду и во дворе заканчиваются, а дети идут в школу, Варя чувствует себя какое-то время потерянной из-за свалившегося на неё свободного времени. Бабушка ей всегда говорила:
-Если руки делом не заняты, голова проблем на твой хребет придумает.
Вот Варя и решила убраться в кладовке. Она перебирала зимнюю одежду и обувь детей, размышляла о том, куда деть игрушки, из которых они выросли, но выбросить которые было жалко или из-за потраченных на них денег, или из-за связанных с ними воспоминаний. И вдруг Варе на глаза попалась коробка. Эту коробку она не открывала с тех самых пор, как вышла замуж. Тогда она твёрдо решила, что оставит прошлое в прошлом и не будет к нему возвращаться. Вот и сейчас ей бы отложить коробку в сторону, но Варя взяла и открыла этот «Ящик Пандоры».
Внутри лежали её рисунки. Варя забыла, что она так хорошо рисовала. Постаралась забыть. О своих творческих планах и амбициях, о Ярославе, который был для неё путеводной звездой и уверял, что Варю ждёт великое будущее. Она была такой наивной, верила ему. Верила, что обладает талантом, верила, что единственная у него. А потом он её бросил. Точнее, с удивлением спросил, когда Варя поинтересовалась, когда они поженятся.
-Я разве обещал жениться на тебе?
По мнению Вари, обещал: в тот день, когда она осталась у него ночевать, Варя сказала, что воспитана в строгости и спать будет только с мужем.
-Это правильно, – сказал тогда Ярослав. – Я буду твоим мужем.
Когда Варя напомнила ему об этом, он сначала стал утверждать, что такого вообще не было, а потом заявил, что у неё совсем нет чувства юмора, и она должна была тогда понять, что это просто шутка. От этой «шутки» Варя долго отходила, и если бы не Даниил, которого она встретила через полгода, вообще непонятно, как бы она из этого выбралась.
Сейчас о Ярославе Варя не думала. Но думала о своём таланте, который она похоронила вместе с той неудачной любовью: её рисунки были по-настоящему хорошие, теперь она это точно понимала. А ещё Варя обнаружила, откуда все эти годы внутри была такая звенящая пустота…
Она сидела на холодном полу кладовки, заваленная старыми коробками, и держала в руках рисунок – набросок мужской фигуры, сделанный углем. Линии были смелыми, уверенными, полными жизни. Она помнила, как уголь пачкал ей пальцы, а Ярослав стоял у мольберта и говорил: «Смотри, как играет свет на мышцах. Ты должна чувствовать форму, а не просто видеть её».
Она не просто похоронила талант. Она вырвала с корнем часть самой себя, самую яркую и, как ей тогда казалось, самую уязвимую.
Вечером, когда Даниил вернулся с работы, Варя не смогла сделать вид, что всё в порядке. Он сразу заметил её отрешённый взгляд и то, как она второй раз добавила в чай сахар, не слыша рассказов детей о школе.
-Варя, ты в порядке? – спросил он, когда дети разбежались по своим комнатам.
Она посмотрела на него – на своего надёжного, предсказуемого Даниила, который чинил краны, работал с девяти до пяти каждый день, приезжая домой всегда вовремя, а каждую субботу на завтрак готовил детям блинчики. И вдруг ей до боли захотелось рассказать ему всё.
-Я нашла свои старые рисунки, – тихо сказала она. – В кладовке.
Он помолчал, изучая её лицо.
-И… Что ты почувствовала?
Этот вопрос, лишённый ревности или осуждения, тронул её до глубины души. Он знал про Ярослава и про то, что для неё значили эти рисунки.
-Что я зря всё это бросила. Что мне… Не хватает этого.
Даниил взял её руку. Его ладонь была тёплой и твёрдой.
-Так начни снова. Запишись на курсы. Дети подросли, у тебя есть время. Тем более осень началась, садом уже нельзя заниматься, ты всегда тяжело переживаешь это время. Я сам думал, чем бы тебе таким интересным заняться.
В тот же вечер Варя нашла в интернете студию для взрослых с хорошими отзывами, а Даниил оплатил ей первый месяц занятий и перевёл денег со словами:
-Купи самые лучшие краски, кисти… Что там тебе ещё нужно?
Варя не знала, какие сейчас краски и кисти лучшие. И с удовольствием погрузилась в эту тему, как погружалась всегда в любую другую.
Первые недели Варя чувствовала себя скованно. Её рука, привыкшая держать швабру и кухонный нож, отказывалась слушаться, линии выходили кривыми и неуверенными. Но потом что-то щёлкнуло. Память тела проснулась. Уголь снова стал послушным, а краски начали смешиваться именно так, как она хотела. Преподаватель, женщина лет пятидесяти с седыми волосами, собранными в пучок, как-то раз остановилась за её спиной и одобрительно кивнула:
-Чувствуется сильная база.
Варя расцвела. В её глазах снова появился блеск, который Даниил не видел годами. Она болтала о перспективе и композиции, а он слушал, улыбаясь, хотя половины того, о чём она говорила, не понимал. Даниил вообще не был мастером вести разговоры и мало чем интересовался, кроме программирования и своей семьи.
И вот в один из ноябрьских вечеров, когда за окнами студии уже вовсю кружил мокрый снег, дверь открылась, и вошёл преподаватель.
-Внимание, друзья! У нас сегодня особенный гость. Знаменитый наш земляк, художник Ярослав Смирнов, согласился провести для нас мастер-класс!
Варя замерла с кистью в руке. Капля алой краски упала на холст, расплываясь кровавым пятном. Она медленно обернулась.
Он почти не изменился. Та же львиная грива волос, чуть тронутая сединой у висков, та же насмешливая складка у губ и пронзительный взгляд. Он вошёл в класс с той же небрежной уверенностью, с какой когда-то входил в их общую мастерскую.
Его взгляд скользнул по лицам студентов и на секунду задержался на Варе. В его глазах мелькнуло мгновенное удивление, которое он тут же мастерски скрыл под маской светской учтивости.
Мастер-класс проходил как в тумане. Варя не слышала ни слова из того, что он говорил о свете и тени. Она чувствовала на себе его взгляд, тяжёлый и оценивающий. Он подходил к студентам, делал замечания, и вот его тень упала на её мольберт.
-Интересно, – произнёс он прямо над её ухом. Его голос, низкий и бархатный, был тем самым оружием, от которого у неё когда-то подкашивались ноги. – Силуэт взят уверенно. Но здесь… – он взял у неё из руки кисть, и его пальцы на мгновение коснулись её кожи. От этого прикосновения по спине пробежали мурашки. – Здесь не хватает смелости. Слишком аккуратно. Ты всегда была слишком аккуратной, Варя.
Он помнил её имя.
Когда мастер-класс закончился, студенты стали расходиться. Варя торопливо собирала краски, стараясь ни на кого не смотреть.
-Варя, – он подошёл к ней, когда в классе почти никого не осталось. – Не ожидал тебя здесь увидеть.
-Я тоже, – сухо ответила она, застёгивая молнию на сумке.
-Я слышал, ты вышла замуж. Дети есть?
-Да. Двое.
-Прекрасно, – он улыбнулся, и в его улыбке была всё та же снисходительная насмешка. – А я вот так и не обзавёлся семьёй. Искусство – ревнивая жена.
Он помолчал, глядя на её работу.
-А рисовать ты зря бросила. У тебя был талант. Есть, – поправился он. – Жаль, что ты тогда не послушала моего совета и не поехала со мной в Питер. Из тебя могло бы выйти что-то стоящее.
В этих словах было столько яда, приправленного ложной заботой, что у Вари перехватило дыхание. «Что-то стоящее». Не «великий художник», как он обещал когда-то, а «что-то стоящее».
-Меня ждут дома, – резко сказала она и направилась к выходу.
-Варя! – он догнал её на лестнице. – Давай как-нибудь встретимся. Выпьем кофе. Обсудим твои работы. Я могу помочь. Связи, знаешь ли…
Варя обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
-Мне не нужна твоя помощь, Ярослав.
Он снова улыбнулся, как будто понял какую-то тайну.
-Ну, как знаешь.
Варя вышла на холодную улицу и глубоко вздохнула. Сердце бешено колотилось. Он был таким же – блестящим, токсичным, невыносимо притягательным. И он снова вошёл в её жизнь, как ураган, угрожая разрушить тот хрупкий порядок, который она с таким трудом выстроила.
А дома её ждал Даниил. Он сидел на кухне с ноутбуком, на экране которого мигали строки кода.
-Ну как? – спросил он, глядя на её раскрасневшееся лицо. – Тебе понравилось?
Варя посмотрела на своего мужа – доброго, надёжного, который верил в неё больше, чем она сама. И ей стало до слёз стыдно за ту бурю, которую вызвало в ней случайное появление Ярослава.
-Да, – голос её дрогнул, она подошла к окну, чтобы скрыть лицо. – Очень понравилось.
Варе не хотелось думать, что этот тур Ярослав задумал специально, для неё. Но то, что тур намечался в Праге, намекал на это: бабушка Вари была из Праги, и сама Варя всегда мечтала там побывать. Ярослав знал об этом.
Сначала она не хотела ехать. Но Даниил, когда услышал о туре, сказал:
-Это же идеально! Прости, я так и не отвёз тебя в Прагу, хотя знал, что ты всегда туда хотела. Пусть это будет мой подарок тебе.
-А как же дети?
-Мы справимся.
Его поддержка была похожа на мост, перекинутый через пропасть её сомнений. Но, ступая по этому мосту, Варя чувствовала, как под ногами шатаются доски.
Тур был другим миром. Миром старинных улочек Праги, залитых золотым светом, запаха свежей пастели и бесконечных разговоров об искусстве. И в центре этого мира был Ярослав. Здесь, вдали от привычной реальности, он был не гостем, а богом и царём. Студенты ловили каждое его слово, а он парил, наслаждаясь своим влиянием.
И он был внимателен к ней. Невероятно внимателен. Он не просто делал комплименты её наброскам – он разбирал их, спорил с ней, зажигал в её глазах тот самый огонь, который когда-то был её сутью.
-Ты мыслишь формой, Варя, – говорил он. – Не просто копируешь. Это редкость. Твой муж… Он что, технарь? Ему, наверное, скучно слушать про игру света.
И Варя, пойманная в ловушку его обаяния и собственного восторга, вдруг с горечью подумала: «Да. Скучно». Она вспомнила, как пыталась рассказать Даниилу о восторге от правильно подобранного оттенка, а он смотрел на неё с любовью, но с полным непониманием.
Однажды вечером, после бокала вина в маленькой пражской таверне, их разговор зашёл дальше.
-Ты знаешь, что со мной случилось? – вдруг спросил Ярослав, глядя на пламя свечи. – После нашего расставания? Я годами не мог писать портреты. Ты ушла и забрала с собой ту искру, которую я искал в глазах моделей.
Это была красивая ложь. Или полуправда, приукрашенная для большей эффектности. Но Варя жаждала её, как жаждут воды в пустыне. И когда он проводил её до комнаты в отеле, не стала возражать, чтобы он зашёл…
Утром, лёжа рядом с ним, она смотрела в потолок и пыталась поймать угрызения совести. Но их не было. Было лишь опьяняющее чувство свободы. Варя мысленно составляла список претензий к Даниилу. Он не умеет слушать. Он никогда не говорит о её внутреннем мире. Его любовь – это действие: починить, заработать, помочь. А ей, оказывается, нужны были слова. Красивые, пусть и пустые.
Конечно, она продолжала каждый день звонить домой.
-Как ты? Всё хорошо? Не переживай о нас, всё в порядке.
Вот и всё, о чём говорил ей Даниил. Никаких «я скучаю» и всё такое.
И в эти моменты в горле у Вари вставал комок. Но стоило ей положить трубку и увидеть входящего в номер Ярослава, как чувство вины растворялось. Ей казалось, что она наконец-то проснулась ото сна, в котором прожила последние десять лет.
-Брось всё это, Варя. Поедем со мной в Питер. На этот раз всё будет по-настоящему.
Он повернул её к себе, его взгляд был серьёзным, почти торжественным.
-Я устал от одиночества. От этой вечной игры. Я хочу, чтобы ты была рядом. Всегда. Выходи за меня. Жаль, что раньше не рассмотрел, какая ты замечательная. Ты так ловко со всем справляешься, эти дни мне вообще не нужно ни о чём думать.
Слова, которых она ждала десять лет назад, наконец прозвучали. Они должны были вызвать бурю, упоение, чувство триумфа. Но вместо этого Варя почувствовала лишь ледяную тяжесть на душе. Потому что она вдруг поняла, что стояло за этими словами.
Сначала он попросил её помочь разобрать почту. Потом – позвонить в авиакомпанию и поменять билеты. Затем его любимая рубашка требовала срочной стирки и глажки, потому что «ты же знаешь, я не могу в помятом». Она бронировала студии, оттирала с его брюк пятно от вина, которое он пролил в порыве «вдохновения». Она делала то же самое, те же самые вещи, что и дома. Только Даниил никогда не называл это «помощью гению». Он называл это «бытом» и делил его с ней поровну. Он не требовал, чтобы его рубашки были идеально выглажены, не впадал в истерику из-за неправильно оформленного билета, его любовь не была спектаклем, который требовал постоянных аплодисментов и жертв. Варя вдруг с ужасающей ясностью увидела своё будущее с Ярославом. Она не будет художницей. Она будет его менеджером, горничной, сиделкой и аксессуаром, подчёркивающим его статус. Он восхищался её потому, что искал не партнёра, а эффективного администратора своей жизни.
А Даниил… Даниил восхищался ею. Даже когда не понимал её картин.
Волна стыда накатила на неё такая сильная, что у неё перехватило дыхание. Она вспомнила его лицо, когда он давал ей деньги. «Я не хочу, чтобы ты потом сожалела об упущенной возможности». Он отпустил её не потому, что был глуп или слеп. Он отпустил её, потому что любил и верил в неё больше, чем она сама. А она? Она променяла эту тихую, прочную верность на фейерверк красивых слов и иллюзию «настоящей жизни».
-Нет. Прости, но нет. Завтра я уезжаю домой. К мужу. К детям.
Его лицо вытянулось от непонимания.
-Ты шутишь? Снова променяешь мечту на кастрюли и тряпки?
-Во-первых, это ты тогда меня бросил и отобрал у меня мою мечту. А, во-вторых, я прекрасно могу рисовать и дома.
-Да что ты нам нарисуешь! – с насмешкой воскликнул Ярослав. – Тебе нужен хороший наставник, и лучшего, чем я, ты просто не найдёшь! И потом… Я же люблю тебя! – воскликнул он, и в его голосе впервые прозвучала неподдельная паника.
-Нет, – покачала головой Варя, уже собирая вещи. – Ты любишь то, что я для тебя делаю. И то, как я смотрю на тебя. Это не одно и то же.
На следующий день она вышла из отеля с одним чемоданом. Тот самый «ящик Пандоры» был снова закрыт. Но на этот раз она закрывала его сама, без гнева и обиды, с холодным, ясным пониманием.
Самолёт приземлился в её родном городе под утро. Она не звонила Даниилу, взяла такси и ехала домой, глядя на просыпающиеся улицы. Страх и стыд сжимали сердце. Что она скажет ему? Сможет ли он её простить?
Она тихо открыла дверь. В прихожей пахло кофе. Даниил стоял на кухне у плиты, готовя обычные субботние блинчики. Он обернулся. Увидел её, с чемоданом, с помятым от бессонной ночи лицом.
Он не спросил: «Как прошла поездка?» или «Почему ты вернулась раньше?». Он просто посмотрел на неё – усталую, потерянную, повидавшую вид – и мягко сказал:
-Я как раз завёл теста больше, чем нужно, будто знал, что ты сегодня приедешь. Сварить тебе кофе?
Варя подошла и обняла его. Потом она обязательно во всём признаётся ему. Попросит прощения, придумает, как загладить свою вину. Или ничего не скажет, позволив себе одной нести это чувство вины. Но точно она знает две вещи: её муж – самый замечательный человек на свете, а рисовать она и правда не бросит…
