Телефон мужа вспыхнул на подлокотнике дивана именно в тот момент, когда Ольга просто хотела посмотреть время.
Уведомление: «Марина: Алёш, спасибо тебе большое. Ты не представляешь, как это важно».
Лёша дремал на диване после ужина — привычка у него такая, пятнадцать минут после еды подремать.
Ольга замерла.
Марина?
Какая ещё Марина?!
Пальцы сами собой нажали на экран. Переписка открылась — у них с Лешей не было привычки ставить пароли на телефон.
А теперь самое интересное.
В переписке — скриншоты. Десятки скриншотов. Переводы. По двадцать, по тридцать пять, по пятнадцать тысяч. Каждый месяц.
Ольга прикрыла рот ладонью. В горле вдруг стало сухо. Она присела на край дивана, ноги подкосились.
«Алёш, получила. Ты спасаешь нас».
«Марин, не благодари. Это само собой».
«Но ведь Ольга не знает?»
«Не знает. И не надо. Не хочу её расстраивать».
Сердце билось так громко, что, казалось, соседи снизу слышат. А может, и весь дом. Ольга пролистала переписку выше — месяц назад, два, полгода… Переводы, переводы, переводы. И эти её: «Спасибо, родной», «Ты всегда был лучше всех», «Как же мне повезло, что ты у меня есть».
Ольга почувствовала, как внутри что-то медленно обламывается.
— Алёша, — тихо позвала она.
Он приоткрыл один глаз, сонно улыбнулся:
— М-м-м?
— Кто такая Марина?
Улыбка исчезла мгновенно. Он резко сел, потянулся к телефону — но Ольга уже держала его в руке, высоко, как улику.
— Оль, подожди.
— Кто такая Марина?! — голос сорвался. Она не хотела кричать, но крик вырвался сам — из груди, из живота, из самого нутра.
Алексей побледнел. Встал. Протянул руку — примирительно:
— Оля, успокойся. Сейчас объясню.
— Объяснишь?! — она отшатнулась. — Больше года переводов! И как ты будешь объяснять?!
И это ещё не всё.
Потому что в этот момент Ольга вдруг поняла: деньги — это её деньги. Их общие. Из семейного бюджета. Те самые, на которые они откладывали на дачу.
— Ты воровал у меня, — прошептала она.
Алексей дёрнулся, будто его ударили.
Он молчал. Стоял посреди комнаты, опустив руки, и молчал.
— Скажи хоть что-нибудь! — выкрикнула Ольга. — Хоть слово!
— Я не могу, — глухо ответил он. — Не сейчас.
Не сейчас?!
Ольга швырнула телефон на диван, развернулась и выбежала из комнаты. В коридоре схватила куртку, сунула ноги в первые попавшиеся ботинки.
— Оля, стой! Куда ты?!
Но она уже хлопнула дверью.
На лестничной клетке было холодно и пахло сыростью. Ольга прислонилась к стене, зажала рот рукой и наконец дала себе разрешение — заплакать.
Представьте, что рушится всё, во что ты верила. И ты понятия не имеешь, что делать дальше.
Три дня Ольга не ночевала дома.
Сидела у подруги Тамары, пила чай с мелиссой, плакала в подушку и не отвечала на звонки. А Алексей звонил. Раз двадцать в день, наверное. Писал эсэмэски — короткие, рваные: «Оля, прости», «Оля, дай объяснить», «Оля, это не то».
Не то?!
А что тогда — то?
— Вернись, — говорила Тамара на четвёртый день. — Хотя бы выслушай его. Может, правда есть какое-то объяснение.
— Какое объяснение может быть после года лжи? — Ольга смотрела в окно, на серый двор, где мальчишки гоняли мяч. — Он переводил деньги другой женщине. Каждый месяц. Регулярно.
Ольга представила себе эту Марину — молодую, красивую, с длинными ногами и смехом, от которого у мужчин едет крыша. Наверняка блондинка. Алексей всегда любил блондинок, он же на ней, на Ольге, женился именно за это — «солнышко моё светлоголовое» называл когда-то.
На пятый день Ольга всё-таки вернулась. Не потому, что простила. Нет. Просто дома оставались вещи, документы, жизнь — целая жизнь, которую так просто не выбросишь вместе с телефоном в мусорку.
Алексей встретил её на пороге. С впавшими щеками и красными глазами.
— Оля.
— Даже не начинай, — отрезала она. — Я пришла забрать вещи. И хочу услышать правду. Один раз. Без вранья. Кто она?
Он молчал. Стоял в коридоре, опустив руки, и молчал так долго, что Ольга уже хотела развернуться и уйти. Но тут он вдруг выдохнул:
— Моя бывшая.
Что?!
Ольга почувствовала, как у неё перехватило дыхание. Бывшая жена? У Алексея была жена до неё?
— Я не понимаю, — прошептала она. — Какая жена? Ты же говорил, ты говорил, что я первая.
— Мы не расписывались, — глухо сказал Алексей. — Прожили пять лет. Разбежались. Это было давно. Я не хотел об этом вспоминать.
Ольга опустилась на табуретку в прихожей. Ноги не держали.
— И ты ей деньги переводишь? Больше года? Зачем?
— У нас есть сын.
— Сын, — повторила Ольга. — У тебя есть сын. И ты мне об этом не сказал.
— Я не мог! — он вдруг сорвался на крик. — Ты же не поняла бы! Тем более, он так и не записан на меня.
Ольга вскочила:
— Ты скрывал, что у тебя есть ребёнок!
— Оль, он инвалид.
Слова эти прозвучали так тихо, что Ольга сначала не поняла.
— Что?
— Алёша. Нашего сына зовут Алёша, ему тридцать четыре года. Он инвалид. ДЦП. — голос Алексея сорвался. — Марина одна его растила. Я ушёл, когда ему было три. Не выдержал. Понимаешь? Я сбежал, как последняя крыса. Бросил их. А она осталась. Без денег, без помощи.
Ольга стояла и смотрела на мужа.
— Полтора года назад она разыскала меня, — продолжал он. — Написала в соцсетях. Алёше нужна была операция. Срочно. Дорогая. Я не мог отказать. Это мой сын, Оля. Я его бросил когда-то, а теперь хотя бы деньгами могу помочь.
— И ты не сказал мне, — выдохнула Ольга. — Почему?
— Потому что стыдно! — выкрикнул Алексей. — Потому что я чудовище! Потому что бросил больного ребёнка и жену! Потому что, когда мы с тобой познакомились, я солгал. И этот вранье тянулось за мной все эти годы, как проклятие какое-то!
Он сполз по стене на пол. Сидел, обхватив голову руками, и плакал — беззвучно, страшно.
Ольга смотрела на него и понимала: злость уходит. Остаётся только пустота. И усталость. Такая усталость, что хочется лечь прямо здесь, на холодном полу, и не вставать.
— Уходи, — тихо сказала она.
— Оля.
— Уйди! Мне нужно подумать! Мне нужно… я не знаю.
Алексей встал. Молча взял куртку. Молча вышел за дверь.
Ольга осталась одна в пустой квартире.
Она встала. Подошла к окну. За окном темнело — вечер, восьмой час. Фонари зажигались один за другим.
У вас когда-нибудь бывало такое, что узнаёшь правду — и вся жизнь переворачивается? Не просто твоя история с мужем. А вообще всё.
Ольга достала телефон. Набрала номер Марины — он так врезался в память, что и записывать не пришлось.
Пальцы дрожали.
Длинные гудки. Один. Два. Три.
— Алло? — женский голос, усталый, настороженный.
— Марина? Это Ольга. Жена Алексея. Нынешняя жена.
Пауза.
— Мне нужно с вами встретиться, — выпалила Ольга. — Завтра. Можно? Где угодно.
Ещё одна пауза. Долгая. Такая долгая, что Ольга уже решила — сейчас положит трубку.
Но Марина вдруг сказала:
— Хорошо. Завтра в два. Кофейня на Ленинградском. Знаете, где?
— Найду.
— Я буду в синем платке. С сыном. Алёша хотел выйти подышать, я обещала его свозить.
Ольга закрыла глаза.
— Хорошо. До завтра.
Она положила трубку и долго сидела в темноте. А потом вдруг подумала: а что, если это не конец?
Что, если это — начало чего-то совсем другого?
Кофейня на Ленинградском оказалась тихой. Не модной — обычной, с пластиковыми столиками и запахом вчерашней выпечки.
Ольга пришла на двадцать минут раньше. Села у окна. Заказала кофе — чёрный, без сахара — хотя знала, что пить не будет. Руки дрожали. Сердце колотилось где-то в горле.
Что она скажет этой женщине? Зачем вообще пришла?
А теперь самое интересное.
В половине третьего в дверях появилась Марина.
Ольга узнала её сразу — по синему платку. Невысокая, худая, с усталым лицом женщины, которая давно разучилась улыбаться. Рядом шёл мужчина. Высокий, сутулый, с неестественно вывернутыми руками.
Алёша.
Сын Алексея.
Ольга встала. Ноги подкашивались.
Марина подошла первой. Посмотрела прямо в глаза — открыто, без вызова.
— Здравствуйте. Я Марина. А это мой сын, наш сын. Алёша.
— Здравствуйте, — выдохнула Ольга.
Они сели. Молчали. Алёша устроился на стуле боком, неловко, будто каждое движение давалось с трудом. Марина положила руку ему на плечо — автоматически, привычно, как делают те, кто ухаживает за больными всю жизнь.
— Я знаю, зачем вы пришли, — тихо сказала Марина. — Вы хотите понять, почему Алексей мне деньги переводит. И думаете, думаете, что у нас с ним что-то есть, да?
Ольга молча кивнула.
Марина усмехнулась — горько, без радости.
— У нас ничего нет. Уже более тридцати лет как ничего нет. Он ушёл, когда Алёше было три. Просто собрал вещи однажды утром и ушёл. Сказал: «Не могу. Не справляюсь». И всё. Больше его не видела.
Она замолчала. Погладила сына по руке. Алёша смотрел в окно — отрешённо, будто не понимал, где находится.
— Полтора года назад у Алёши начались боли. Сильные. Врачи сказали — нужна операция. Срочно. Иначе он просто умрёт от болевого шока. Операция стоила триста двадцать тысяч. Где мне взять такие деньги?
У вас когда-нибудь бывало такое, что слушаешь человека — и внутри что-то переворачивается? Не сразу.
— Я нашла Алексея через соцсети, — продолжала Марина. — Написала. Он сначала не ответил. Неделю молчал. Потом позвонил. Сказал: «Дай номер счёта». И перевёл деньги. Все триста двадцать. Сразу.
Ольга сжала кулаки под столом. Триста двадцать. Это же те самые деньги, которые они откладывали на дачу! Она помнила, как Алексей вдруг сказал тогда: «Оль, давай отложим покупку. Ещё годик подождём».
А она согласилась. Потому что доверяла.
— После операции он продолжал помогать, — Марина говорила тихо, почти шёпотом. — Каждый месяц переводил. По двадцать, по тридцать тысяч. На лекарства, на реабилитацию. Алёша долго восстанавливался. Мы еле выкарабкались.
Она подняла глаза — и Ольга увидела в них слёзы.
— Я не просила его об этом! Я просто, я просто один раз написала про операцию. А он, он взял на себя ответственность. Впервые за тридцать с лишним лет. Может, поздно. Может, это ничего не меняет. Но он как бы пытается искупить вину.
Казалось бы, что может быть хуже! Но Ольга вдруг поняла: хуже может быть только одно — равнодушие.
Алексей мог не ответить. Мог проигнорировать. Мог сказать: «Это не мои проблемы». Но он не сказал. Он помог. Втайне от неё — да. Но помог.
— Почему вы мне это рассказываете? — спросила Ольга.
— Потому что я сама была обманутой женой, — перебила Марина. — Когда Алексей ушёл. Я думала — к другой. Оказалось, просто сбежал от ответственности. От нас. От Алёши. И это было больнее всего — что не к кому-то ушёл, а от нас.
Она замолчала. Достала из сумки платок — вытерла глаза.
— Не хочу, чтобы вы думали обо мне плохо. Я не разбиваю семьи. У меня своих проблем хватает. Просто благодарна вашему мужу за то, что он не бросил Алёшу во второй раз.
Ольга смотрела на эту женщину — измождённую, худую, со следами бессонных ночей под глазами — и вдруг подумала: «Боже, как же ей тяжело».
Тридцать лет одна. С больным ребёнком. Без помощи. Без поддержки.
А она, Ольга, что? Жаловалась на жизнь? На то, что муж скрывал правду?
В этот момент Алёша вдруг повернул голову и посмотрел на Ольгу. Прямо. Осмысленно. И улыбнулся — детской, открытой улыбкой.
— Тётя красивая, — выдавил он сквозь стиснутые зубы.
Марина всхлипнула. Обняла сына за плечи.
— Он редко говорит, — прошептала она. — Очень редко. Но когда говорит, это значит, что он человека принял.
Ольга протянула руку — коснулась ладони Алёши. Он не отдёрнул. Просто смотрел — доверчиво, спокойно.
— Я поговорю с Алексеем, — сказала Ольга. — Мы вместе будем помогать. Хорошо?
Марина кивнула — не в силах говорить.
Они сидели втроём в этой тихой кофейне. И Ольга вдруг почувствовала: что-то внутри неё изменилось.
Злость ушла. Обида — тоже. Осталось что-то другое. Что-то тёплое.
Вечером она вернулась домой. Алексей ждал на кухне.
— Оля.
— Я видела Марину, — перебила она. — И Алёшу.
Он замер.
— Я знаю всё. И я не ухожу. Слышишь? Не ухожу. Но больше никогда не ври мне. Договорились?
Алексей кивнул. Ольга опустилась рядом. Обняла.
—Всё будет хорошо. Мы справимся.
Через месяц Ольга и Марина встретились снова. Уже не в кофейне — дома, на кухне у Ольги. За столом сидели втроём: две женщины и Алексей.
— Я нашла специалиста, — сказала Ольга, раскладывая бумаги. — Он занимается реабилитацией после операций на позвоночнике. Говорят, очень хороший. Записала Алёшу на приём через две недели.
Марина молчала. Смотрела на эти бумаги, на Ольгу, на Алексея — и не верила.
— Зачем вы это делаете? — тихо спросила она. — Я же вам чужая.
— Не чужая, — перебила Ольга. — У нас теперь общий сын.
Алексей сглотнул. Взял жену за руку — крепко, благодарно.
Марина заплакала. Тихо, в ладони.
— Я так боялась просить о помощи, — прошептала она. — Думала, вы меня возненавидите. Что я разрушила вашу семью.
— Семью разрушает ложь, — сказала Ольга. — А не правда.
И это было правдой.
Потому что впервые за месяц Ольга чувствовала: они с Алексеем снова вместе.
Алёшу привозили к ним раз в неделю. Алексей возил его на процедуры, Ольга готовила обеды — те самые котлеты, которые так любил Алексей.
Прошло полгода.
Марина нашла работу поближе к дому — Ольга помогла через знакомых. Алёша начал ходить самостоятельно — недолго, с палочкой, но ходить. Врачи говорили: прогресс невероятный.
— Знаете, что его лечит? — сказал один из докторов Ольге. — Не только процедуры. А то, что он наконец почувствовал: он не один. Что у него есть семья.
Странная, составная, непохожая на другие. Но — настоящая.
Ольга стояла у окна, смотрела на осенний двор. Листья падали медленно, кружась. Как тогда, когда рушился её мир.
Но теперь всё было иначе.
— О чём думаешь? — спросил Алексей, подходя сзади.
— О том, что иногда предательство — это начало. А не конец.
Он обнял её. И Ольга улыбнулась.
Потому что наконец поняла: любовь — это не только романтика и клятвы. Это ещё умение прощать. Принимать. И идти дальше — вместе.
Несмотря ни на что.
