Лидия Фёдоровна не высказывалась, когда Рома женился, но по глазам было видно — не в восторге. Надежда, невестка, была, по ее мнению, слишком быстрая, громкая, готовила «без души», не так одевалась, не так выглядела, не то говорила, не так на нее смотрела… да и вообще лучше бы этой невестки не было. Но Рома выбрал, и она промолчала.
Лидия растила сына сама. Мужа у нее никогда не было. Родила ребенка вне брака. Лида долгое время верила обещаниям бывшего сожителя, но в итоге осталась одна. Не впала в отчаяние и все свои силы бросила на воспитание Ромы.
Лидия помнила времена, когда Рома был маленьким. Как она учила его ходить, говорить. Как рассказывала ему обо всем на свете.
Потом, когда он подрос она часто сидела с ним за ужином, слушала, как он с азартом рассказывал о школе, друзьях, первой любви. Его рассказы порой были по-детски нелепы и это было забавно. Все достижения сына она принимала, как свои собственные. Ужасно гордилась. Тоже самое было и с неудачами. Их Лида тоже принимала на свой счет и всегда старалась помочь.
Она помнила и болезни сына. Обычно сидела с ним до самого утра, гладила его по голове, переживала. В такие моменты ей казалось несправедливым то, что дети вообще болеют. Хотелось забрать его хворь себе. Рома, несмотря на жар и видя, как мать тревожится, пытался успокоить ее: «Мам, все будет хорошо». И теперь, даже когда он подрос, она все равно считала его ее маленьким мальчиком, которому нужна ее забота и поддержка.
Потому, когда Рома женился, Лидия Фёдоровна почувствовала, как пусто стало в доме. Одна мысль о том, что ее сын уже не будет с ней ужином, делится историями и проблемами, вызывала в ней странную тоску. Она пыталась не показывать этого, но в глубине души было больно. Наверное, в какой-то степени это можно назвать эгоизмом. Но Лида никогда бы себе в таком не призналась.
Да, Лидия Фёдоровна не любила Надежду. Она винила ее за то, что та забрала у нее Рому, хотя сама понимала, что это неизбежно. Не эта невестка, так какая-нибудь другая девица была бы с Ромой. Но в этом Лида тоже не готова была себе признаться. Свою невестку она воспринимала чуть ли не за главного виновника всех своих проблем.
Лидия Федоровна не могла скрыть своей неприязни к Надежде, хоть и старалась делать вид, что все в порядке. Каждое ее слово, каждый взгляд на невестки вызывали раздражение, а за улыбкой Лидии всегда скрывался холод. Надя чувствовала это напряжение и постепенно стала избегать общества Лидии Федоровны. Время от времени они с Ромой приходили «на чай», но потом очень быстро убегали по каким-то срочным делам. С каждым разом их встречи становились короче, а разговоры более поверхностными. Молодые перестали делиться с Лидой своими планами. Да и Рома словно стал каким-то другим. Лида перестала узнавать своего сына. Ненароком стала думать о том, а не приворожила ли его Надя… Все это безусловно ее злило и раздражало. Не высказанные обиды копились в душе.
И однажды, когда Надежда с Ромой пришли к Лидии Фёдоровне с радостной новостью о том, что ждут ребенка, Лидия Фёдоровна, не скрывая своего недовольства, слишком резко ответила Наде:
— Ты уверена, что тебе это нужно? Может не стоит портить жизнь ни моему сыну, ни себе.
Слова прозвучали, как удар, даже сама Лидия не сразу поняла, насколько жестоко они были сказаны. Она просто не могла избавиться от чувства, что Надежда, неудачно вмешавшаяся в их жизнь с сыном, все разрушает.
Надя промолчала, ее лицо побледнело, а глаза, которые всегда сияли добротой, теперь затуманились. Рома же впервые за все время посмотрел на нее не как на мать, а как на чужую женщину.
— Сколько яда надо иметь внутри, чтобы такое сказать моей жене. — Ответил он на ее слова. Рома был готов защищать жену. В тот момент Лидию его слова больно ударили.
Он никогда не говорил с ней так твердо, отстраненно, словно она кто-то чужой. Когда они ушли, не прощаясь, Лидия долго сидела в тишине.
«Это все она…» — подумала Лида с горечью. — «Если бы не она, Рома бы так не заговорил. Она настраивала его, тихо, исподволь. А теперь и вовсе вычеркнула меня».
Лида долго не могла понять и принять, что сама отвернула от себя сына.Она все ждала, когда Рома ей позвонит. В ожидании прошло несколько недель. Она писала короткие сообщения: «Как ты?», «Ты поел?», «Зайди, я приготовила твой любимый пирог». Но в ответ лишь тишина. Гордость мешала позвонить первой. В какой-то момент она поняла, что потеряла связь с единственным человеком, ради которого жила. Дом стал слишком тихим. И впервые за долгое время Лидия почувствовала себя по-настоящему одинокой.
В тот день, когда осознала какую ужасную ошибку совершила, Лидия Федоровна не спала почти всю ночь. Она ворочалась, перебирая в голове сцены последнего разговора, слова Ромы, свое молчание. Утром, наливая себе кофе, вдруг подумала: «А если все-таки попробовать по-другому?»
Она решила, что не будет писать ни длинных сообщений, ни извиняться в лоб. Это было бы не по ней. Но сделать что-то теплое, без слов она вполне могла. Целую неделю она вязала свитер для будущего внука. Кто-то, а малыш точно не виноват в скандале и ее собственной глупости. Удивительно, но мысли о будущем внуке грели. В день когда Лида решили сделать шаг к примирению, она испекла пирог. Аккуратно все упаковала. Даже записку написала на клочке бумаги, как раньше, когда Рома был школьником: «Если ты захочешь, то я рядом. Всегда. Мама».
Отнесла все к двери молодых и просто оставила. Позвонила в звонок и ушла, не дожидаясь. И пока спускалась по лестнице, впервые за долгое время почувствовала, что, возможно, еще не все потеряно. Особых надежд на свои действия не возлагала. Готова была смириться с тем, что сама отвернула от себя как невестку, так и сына.
Телефон зазвонил вечером, когда Лида уже почти смирилась, что ответа не будет. Имя на экране было родное: Рома. Сердце застучало, пальцы чуть дрожали, когда она нажала «принять».
— Мам, спасибо за пирог, — голос был ровный, без упреков, но и без той прежней тепла, к которому она привыкла. — Надя попробовала — сказала, вкусно. И… передает спасибо за свитер. Она расплакалась, если честно.
Лида замерла. Ее ответ застрял где-то между горлом и сердцем. Она не ожидала, что Надя… не проигнорирует. Что она не оттолкнет. Ей казалось, что в невестке будет «проблема». Не захочет общаться и Роме не «даст» позвонить матери.
— Передай ей… передай, что я не хотела быть злой, — тихо сказала Лида. — Я просто… я боялась, что потеряю тебя. А теперь понимаю… я сама себя отдалила.
На том конце была пауза. Затем Рома сказал мягко:
— Мама, ты ничего не теряла. Просто перестань сражаться. Надя не враг. Она за нас всех переживает… Честно говоря… Я бы не стал тебе звонить, если бы не она не попросила…
Лида сильно удивилась. Никак не могла понять почему Надя, которой она обидно и холодно бросила в лицо резкое слово, вдруг не только приняла ее пирог, но и… расплакалась от свитера?
Она перебирала это снова и снова, как бы примеряя на себя. Внутри шевелилось что-то неловкое, непривычное. Растерянное восхищение.
«Умеет прощать. Не дуpа, как я думала», — почти с иронией подумала Лида, присаживаясь на край кровати. — «Может, у нее просто сердце шире моего?..»
И вдруг стало стыдно. Не только перед Надей, но и перед собой.
Лида вдруг ясно увидела, что все это время она боролась не с Надей, а со своей собственной тревогой. Боялась, что ее, ЛИду, заменят, забудут, отодвинут. Но никто не собирался ее вытеснять.
Надя просто была новой частью жизни Ромы. И если Лида хочет остаться в его жизни, ей нужно это принять.
На следующий день она взяла себя в руки и впервые за долгое время сама позвонила Наде.
— Надежда, здравствуй. Я подумала… может, я как-нибудь зайду? Посижу с вами. Если ты, конечно, не против. Надя долго молчала, но потом ответила:
— Конечно, приходите. Я рада. Правда.
Лида не ожидала, что будет так легко и так сложно одновременно. Они договорились на выходные. Лида завершила вызов и впервые за долгое время почувствовала не одиночество, а предвкушение.
Потом достала старую кулинарную тетрадь и стала выбирать, что испечь. Уже не чтобы «угодить» или «доказать», а просто чтобы порадовать.
Пока готовила, вспоминала, как думала про Надю, что она чужая, холодная, бессердечная. А теперь та самая «чужая» принимала ее, будто ничего и не было. Без назиданий, без обидного снисхождения. По-простому.
«Я бы не смогла так… — подумала Лида. — Я бы затаила. Я бы закрылась, ушла в гордое молчание. А она…»
Лида поняла, что все это время думала о Наде как о сопернице. Как о женщине, которая отняла у нее сына. И не замечала в ней самого простого — человека.
Надя не победила ее. И не собиралась этого делать. Просто потому что не вела с ней вoйн.
— Может, она и правда ему по сердцу. И, знаешь, Ромка… Ты, наверное, не так уж и ошибся в своем выборе, — подумала Лида вслух, впервые улыбнувшись с теплом в сердце.
Наступили выходные. Лида пришла к молодым с гостинцами. Позвонила в звонок. Надя открыла дверь и впустила свекровь.
— Рома еще на работе, — сказала невестка, забирая у Лидии пакеты.
— И хорошо. Я к тебе.
Лида почти не заметила, как они с Надей оказались на кухне, обсуждая погоду, детали работы, что-то обыденное, но нужное. Словно ничего между ними и не произошло.
— Как ты себя чувствуешь? — вдруг спросила Лида, помолчав.
— Все хорошо, — ответила Надя, — Спасибо, что спросили. Мне приятно.
— Я… тебя не приняла. Наговорила тогда. — голос Лидии Фёдоровны задрожал. — Прости меня, если сможешь…
— Мы ведь семья. А в семье главное уметь начать сначала. Тем более у нас скоро будет малыш. Ваша помощь нам очень понадобится. Вы у нас одна.
Лидия улыбнулась, смахнула слезу. Ей очень хотелось стать для будущего внука любящей бабушкой. Лидия вдруг поняла, что пора перестать бояться быть не нужной, перестать бояться одиночества. И тогда все, о чем она мечтает, станет ближе.
Невестка Надя была сиротой, об этом Лида всегда знала. А сейчас подумала, что девушку, которую она считала чужой, наверняка, также всю жизнь мечтала о семье, как и Лида. Им определенно нечего было делить.
