— А ты уверена, что он просто задерживается на совещаниях, а не в ней?
Шумно хлопнула стеклянная дверь, за ней — улица, солнце и автобус, что чихает чёрным дымом. Вокруг гул, скрежет кофемолки, звон ложек. Настя вздрогнула. Кофе в чашке едва дрожал, а пальцы Арины обнимали фарфор так, будто тот был последним в мире.
— Что ты сказала? — Настя наклонилась вперёд, бокал апельсинового фреша коснулся края стола.
— Черкасова, — не поднимая глаз, уронила Арина. — Красивая. С резюме, как у Виктории Бекхэм. Сидит через перегородку от него.
Настя отпила молча. Глоток был кислым. На секунду захотелось плюнуть в салфетку, но она сглотнула.
— У тебя опять инсайды с бухгалтерии? Или с потолка? — голос сорвался.
Милана, до сих пор пощелкивавшая пальцем по ручке, вскинула брови, как будто делала одолжение, вступая в разговор:
— Мы просто… Ну, чтоб ты не была последней, кто узнает. У нас… забота.
Настя растянула губы в улыбку. Остренькую. На вкус — как кровь от прикушенного языка.
— Милана, у тебя «забота» была, когда ты Игорю прятала «тinder», и он всё равно трахнул официантку. Или я путаю жанр?
Пауза. Ложка у Арины глухо упала в блюдце, звонко. Несмешно.
— Вот зачем так… — пробормотала Милана и отвела взгляд. — Мы переживаем. По-настоящему. Мы же с тобой… всегда.
— Всегда? — Настя наклонилась так близко, что между лицами осталось воздуха на одну затяжку вейпа. — А знаешь, что «всегда» — это когда на свадьбе не шепчут «посмотрим, сколько протянет».
Арина выпрямилась, пальцы крепче сжали чашку. Под ногтем — тонкая царапина от кольца. Хлесткий запах кофе ударил в нос.
— Мы просто спросили, — тихо сказала она, — уверена ли ты. В нём.
— А в вас — надо быть уверенной? — Настя порылась в сумочке, извлекла деньги, кинула на стол.
Встала. Куртка прилипла к спине. Движение — резкое, как рвота. Стул скрипнул.
— Либо вы знаете что-то, что боитесь сказать — и тогда это подло. Либо вы придумываете — и это тоже дерьмо. Третьего не дано, девочки.
Она развернулась. Подошвы чиркнули по плитке. Через секунду разблокировался телефон: от Михаила — «Люблю. Скоро буду. Мясо брать, как обычно?»
Настя посмотрела на экран. Пальцы дрогнули. Ответ не набрался.
За спиной кофе капнул в чашку. Тишина внутри, но снаружи — всё громче.
Скукоженный огурец на краю тарелки раздражал Милану больше, чем собственное отражение по утрам.
— Ну признай, — она ковыряла остывший сыр вилкой, — ты тоже бесишься иногда, когда видишь, как они ручку в ручку. Прямо в сериале живут.
Арина медленно подтянула ноги под себя, поправляя рубашку с чужого плеча и бросив короткий взгляд в сторону книжной полки — там, между пыльной «Психологией влияния» и рамкой с их троицей у моря, притулился свадебный альбом. Белые платья, розовые цветы, зубастая Настя и Михаил с глупым открытым счастьем на лице.
— Знаешь, что смешно? — Арина поджала губы. — Я видела, как он смотрел на ту баристку в «Лисичке». Пять секунд подряд. Я засекала.
Милана хмыкнула зло.
— Да ладно тебе. Он на всех так смотрит. Даже на мою двоюродную — у неё ж бородавка на шее, как у ведьмы.
Тишина вползла в комнату странным холодом. Арина заговорила тише.
— А ты никогда не думала… что если он действительно двуличный? Ну вот прям классическая история. «Идеальный муж». А потом какая-нибудь Черкасова с обтянутыми бёдрами — и всё, полетели.
Милана отвела глаза к окну. Там кто-то пытался запарковаться во двор, и скрип тормозов режал уши.
— Мне просто надоело. У неё всё «Мишенька туда, Мишенька сюда»… — она скомкала салфетку. — Сколько можно? У неё даже на лице нет уставших кругов под глазами. Кто вообще так выглядит утром, а?
Арина молча встала, подбросила ногой тапок к стене — тот с глухим хлопком ударился о батарею.
— Сказки. Все эти их обнимашки у плиты — муть. Слишком гладко. Там точно трещина есть. Просто она не хочет видеть.
— Или делает вид, — кивнула Милана. — Самообман — это ж как второй свитер. Тёпло, но потом душно.
Старый диван поскрипывал под их движениями, как будто пытался что-то сказать, но слов не хватало.
Арина подхватила пустую чашку, замерла.
— Я могу кое-что сделать, если надо.
Милана подняла брови: — В смысле?
— Просто доверяй. Она сама всё увидит. Только… глаза надо ей открыть. Или хотя бы приоткрыть.
Неприятная судорога прошлась от груди вниз. Было тихо. Даже холодильник замолчал.
Милана долго смотрела на тень от абажура, как будто там кто-то прятался. Потом медленно кивнула.
— Ну… если ты уверена.
Конверт лежал на подоконнике – как кость на блюдце.
Настя вернулась домой раньше: в магазине нагрубили, маршрутка застряла, на связке ключей сегодня всё раздражало. Разделась прямо в прихожей, пальто повисло на дверной ручке, скользнуло на пол. Конверт она увидела, когда повернула голову к окну — белый, без марки, без имени, просто пятно. Как зуб под пломбировкой — ни причины, ни объяснения, но ноет.
Рукой дрогнула, коснулась. Тёплый, будто кто-то только положил. Под ногами взвизгнули доски, воздух протухший — как всегда, если целый день никто не открывал окна.
Распечатала. Молча.
Три фотографии. Печать не дешёвая, плотная глянцевая бумага.
Михаил, его затылок — даже в подписи бы узнала — и… женщина. Рука на плече. Второй снимок — другая перспектива. Михаил смеётся, женщина рядом, слишком рядом. Последнее фото — как удар: их губы почти соприкасаются. Почти. Или уже?
Настя присела на край кровати, не глядя, положила снимки на колени. За окном кто-то сдавленно сигналил — через стекло глухо, как под водой. Машины мерцали фарами, пугали отражения.
— Нет, — едва ли вслух, как шорох сквозняка.
В фотографии вплавилось короткое письмо — напечатано шрифт Times New Roman, размер примерно 12 кегль, чётко, будто заявление:
«Мы предупреждали. Береги себя. (А то ведь хуже будет.)»
Подписей нет. Запах принтера, чёткая складка посередине бумаги, чуть исцарапанный угол.
Она смотрела на него, как на укол — и не знала, куда деть руки: сжать, порвать, оставить? В горле стояло что-то между рвотой и смехом, но ни то, ни другое не выходили.
Снова взяла снимок — попыталась дернуть угол, порвать пополам. Бумага не сдавалась. Поддалась рывком, с хрустом, как кожа. Отлетел кусок, под кровать.
В этот момент щёлкнул телефон. SMS. «Милашка, держись там, если что — мы рядом». От Миланы.
Она уронила фотографии, они разлетелись, одна — под комод. Телефон звякнул о пол. Настя посмотрела на него как на чужую вещь.
Позвонила Михаилу — коротко, без гудков: «Абонент поза зоною…»
Тишина сжалась. Где-то за стеной чесалось радио соседки. Она закрыла глаза. На секунду.
И снова.
— Не может быть, — сказала, не веря звучанию своего голоса. Как чужой. С перекошенной артикуляцией.
Фотография с полу глядела ей в ноги. Оттуда Михаил улыбался — как всегда. Только теперь Настя не могла понять, кому.
— Вот, — Михаил ткнул в клавишу пробела, и монитор осветился блеклыми кадрами: холл офиса, кофейный автомат, мужчина в синей рубашке — не он. — Смотри внимательно.
Настя сидела, сжав колени и держа руки между ними, как в детстве у отца в кабинете, когда что-то натворила. На экране — та самая женщина в кофейном костюме, улыбка на все зубы и блокнот прижат к груди. Размахивает рукой, будто зовёт кого-то, но рядом — только охранник. Михаил перемотал. Другой ракурс.
— Тут, — он слегка наклонился вперёд, плечом задел её, — вот, и тут.
Её голос шёл глухо:
— Это… Это не ты.
— Не я. И не в нашем офисе, Настя. Вот скрин с датой. Видишь? Это вообще другой этаж. Мы даже кофе стоим в другом месте. Я всё проверил.
Она не ответила. Только подбородок дёрнулся, будто хотела что-то сказать — и передумала. В глазах ничего, только мелькание экрана отражается — щёлк-щёлк.
— Ты сразу им поверила, да?
Она медленно подняла голову. Лицо бледное, губы сухие. Проглотила воздух.
— Я… Я просто…
— Они что, фотошопили это? – почти усмехнулась, но губы предательски дёрнулись. — Сколько времени потратили, чтобы меня выкинуть?
Он молчал; только выдохнул чуть громче обычного, как после пробежки.
Настя встала. Пальцы сжались в кулаки, ногти оставили следы на ладонях.
— А я… — она вдруг резко ткнула пальцем в сторону экрана, где зависла картинка — женщина машет рукой, охранник отворачивается… — Я, дура, сидела и разглядывала, какого цвета туфли!
— Настя…
— Заткнись, — не выкрик, но в голосе что-то острое, рвущее. — Милана прислала это среди ночи. А утром, помнишь, я молчала?
— Помню.
— Не спросила. Не закатила сцену. Потому что думала, чёрт возьми, если правда, я просто уйду вечером молча. Как идиотка. С гордо поднятым…
Она вдруг села обратно, тяжело. Руки беспомощно упали на колени.
— Я сомневалась. Даже пальцем не повела, чтобы защитить. Поверила первому. Им.
Где-то в коридоре, на первом этаже, хлопнула дверь лифта. Проговорчал чей-то смех.
Михаил тихо подошёл, сел рядом. Но не тронул. Только смотрел.
— Я теперь не знаю… — её голос стал тише, будто оставили без солнца. — Я… себя не узнаю.
На экране та женщина повернула голову в камеру. Улыбнулась. Пауза. И тьма.
Воробей врезался в стекло бесшумно — Настя вздрогнула, кое-как удержав стакан с кофе.
— Можем уже выйти? — Михаил сидел на скамейке, покачивая ногой. Его пальто было наполовину расстёгнуто, и ворот рубахи перекосило.
— Подожди, они придут через минуту, — Настя смотрела в сторону аллеи. Пахло влажной листвой и чуть-чуть чем-то горьким, будто костёр тлел где-то далеко.
Арина шла первой, руки в карманах кожаной куртки, взгляд упёртый в землю. Милана позади — старалась натянуть улыбку, будто случайно увидела Настю и Михаила, а не променяла репетицию йоги на эту встречу.
— Вот вы где, — голос Миланы прозвенел как монета, брошенная в пустую банку. — Как настроение?
— Отлично, — Настя приподняла бровь. — В парке, знаешь, свежее, чем в дымных кафе.
Арина встала рядом молча. Склонила голову чуть вбок, наблюдая за Михаилом так, как будто о нём слышала впервые.
Михаил достал из кармана перчатки, начал надевать, долго, по одному пальцу.
— Ну что, девочки… — он посмотрел на них, чуть улыбнулся. — А Черкасова беременна вообще-то. От своего законного мужа. А тест на фотомантаж — дорогой, но точно работает.
— Мы… ничего такого, — Милана подняла руку, словно клялась. — Просто переживали. Настаивала больше Арина, я…
— Не надо валить, — перебила Арина — ровно, но чуть сипло. — Аппарат у тебя в клинике, Миш. Ты же любишь всё под запись, да?
Настя при этом смотрела не на них, а на скамейку. На облезлую зелёную краску, чешуйками отходившую от дерева.
— Я только одно понять не могу, — сказала Настя, тихо, почти себе под нос. — Вы специально? Или просто так… из привычки?
Молчание. Только стук пролетевшего вороного клюва по ветке.
Арина усмехнулась и посмотрела куда-то вбок. Милана потянулась к сигарете, но тут же передумала и сжала кулак в кармане.
— Ладно, — Михаил встал. — Пошли, Насть.
— Угу.
Они пошли по гравию, не оборачиваясь. Сзади было слышно, как одна из них резко втянула воздух, будто собиралась что-то сказать, но не смогла.
Настя шмыгнула носом. Потом остановилась и выдохнула, слишком резко для такой прохладной вечеринки. Михаил смотрел вперёд, не останавливаясь.
— А если бы я поверила… Тебе бы хватило?
Она сказала это не в спину подругам, не в лицо мужу — просто в воздух. И он остался там висеть. Тяжёлый, как влажный шарф, стянутый вокруг горла.
