— Бабушка, а разве так бывает? — дрожащим от слез голоском спросила Маша Раису Анатольевну.
— Как, милая? — уточнила бабушка, замешивая тесто и то и дело бросая заинтересованные взгляды на экран телевизора. Там шла какая-то очень интересная передача, что-то вроде кулинарного шоу, в котором гости то кричали, то аплодировали, то осуждающе улюлюкали. Слушая вполуха идущее по телевизору шоу, Маша то и дело возвращалась мыслями к своей семье: жизнь Матвеевых в последнее время ей очень сильно напоминала такую же переполненную эмоциями студию.
— Чтобы папа не любил маму? — уточнила Маша, стараясь привлечь к себе внимание Раисы Анатольевны. — Он и меня так может разлюбить?
— Глупости, — ответила бабушка и убрала таз с тестом в сторону, заботливо накрыв его полотенцем, — папа всегда будет тебя любить, и мама тоже. Перестань задавать глупые вопросы, лучше иди и делай уроки.
Маша тяжело вздохнула. Ей, восьмилетней девочке, так и осталось до конца неясным то, отчего близкие друг другу люди в один момент вдруг стали совсем чужими. Просто в один день папа вернулся домой, привычно уселся за стол, а потом, закрыв голову руками, тихо сказал:
— Я так больше не могу, Лиза. Не могу и не хочу.
Маша, забежавшая в этот момент в кухню, чтобы попить воды, с удивлением замерла на месте. Что имел в виду отец? Он не мог есть или просто не хотел? Неужели мама снова приготовила пересоленный суп или не доварила макароны?
— Сережа, чего ты не хочешь и не можешь? —зазвенел голос Елизаветы Павловны. — Ты устал на работе? Может быть, тебе отпуск взять?
— Ты не поняла, — пробормотал он, — я больше не хочу и не могу с тобой жить.
Маша удивленно захлопала глазами, а через минуту в стену полетела первая чашка. Разбилась вдребезги, а после этого раздался гневный голос матери:
— Не можешь и не хочешь? Там тебе слаще? Что там лучше? Кормят вкуснее или в постели теплее?
Маша испуганно вылетела из кухни, спрятавшись в своей комнате, а до нее еще долго долетали обрывки криков. Мать кричала, отец метался по квартире, а потом хлопнула входная дверь, и все стихло.
В тот вечер Маша больше не показывалась из своей комнаты, а с утра увидела свою мать и изумилась. Как можно было за одну ночь стать совсем другой? Елизавета Павловна выглядела так, словно разгружала вагоны с песком, настолько уставшей и опустошенной она выглядела. Весь пол в кухне был усыпал осколками чашек и тарелок, и Маша в то утро не рискнула завтракать дома.
Из школы ее забрала бабушка Раиса. Она ждала Машу на крыльце здания школы, а потом, деловито взяв за руку, повела к себе.
— Поживешь у меня, пока мамка твоя не утихомирится.
— А что с мамой? — озадаченно спросила Маша.
— Сбрендила она, — откликнулась бабушка невозмутимо, — позвонила мне и заявила о том, чтобы я твоего отца обратно домой вернула. Я что, волшебница? Не я ему скандалы устраивала и кровь его пила. Не я ему мозги промывала с утра до вечера и не я его ревновала к каждому столбу. Пусть теперь Лиза выводы делает, а ты пока у меня поживешь.
— А папа? Где будет жить папа? — взволнованно спросила Маша, но ответа на свой вопрос от бабушки не получила.
Елизавета Павловна явилась к своей свекрови через три дня. Сухо поздоровалась, скомандовала дочери собирать вещи, а сама также молча стояла у двери и даже не прошла в квартиру.
— Мам, а где папа? — спросила Маша у матери, а Елизавета Павловна сдавила руку дочери с такой силой, что хрустнули костяшки.
— Папка твой с другой тетей теперь живет, — нервно ответила Елизавета Павловна, — плохие мы с тобой для него оказались.
— Я не плохая! — возразила Маша и тут же снова почувствовала, с какой силой мать сжала ее руку. Было больно, но Маша терпеливо семенила рядом с матерью и больше ни о чем у нее не спрашивала.
В выходные к ним в гости пришел некий дядя Володя. Принес букет цветов, и остался в их доме до утра.
На следующее утро Маше позвонил отец. Спросил, как у нее дела, а, узнав о том, что в доме ночевал посторонний мужчина, рассердился.
— Я приеду через двадцать минут, спускайся вниз. Поедем в парк.
Елизавета Павловна, узнав о том, что за Машей должен приехать отец, тоже разозлилась. Опять швыряла посуду, а дядя Володя, пятясь вдоль стенки, был таков. Даже он, такой огромный и выглядевший суровым и опасным, испугался рассвирепевшей Елизаветы Павловны.
— Забрать он тебя решил! Шиш ему, а не дочь! Пусть сначала моего разрешения спрашивает, а потом уже с тобой по паркам гуляет!
В тот день Маша с папой не встретилась, мама запретила. Она лично спустилась к машине почти бывшего мужа, а Маша, стоявшая на балконе, слышала, как мать кричит на отца, а тот в порыве злости срывается на машине с места.
— Думал он, что будет властвовать, пока с бабой другой живет! — ревела Елизавета Павловна, вернувшись домой. — Не на ту напал! Так я ему и позволила видеться с дочерью, да еще и с сожительницей своей знакомить!
— Мама, а почему папа ушел? — неуверенно спросила Маша, а мать бросила на нее обозленный взгляд.
— Потому что ты достала своими вопросами! —ответила Елизавета Павловна, а потом скрылась в своей комнате, громко хлопнув дверью.
Со дня ухода из дома отца жизнь Маши круто переменилась. Рядом больше не было заботливых и любящих родителей, мультиков по вечерам и прогулок по парку аттракционов в выходные. Дома было грязно, мать постоянно кричала на Машу, и девочка, всякий раз возвращаясь из школы, старалась прятаться в своей комнате, чтобы не напоминать матери о своем существовании.
С отцом Маша увиделась, когда бабушка забрала ее из школы во второй раз. Раиса Анатольевна деликатно оставила сына с внучкой наедине, а сама ушла к соседке. Тогда Маша и отважилась задать отцу мучавший ее больше месяца вопрос:
— Папа, почему ты ушел от нас? Ты меня больше не любишь?
Сергей Васильевич покраснел до кончиков ушей, а потом пылко обнял дочь и прижал к себе.
— Что ты, детка! Я тебя люблю больше всего на свете! Ты – моя радость и гордость. Просто так получилось, что мы с мамой не можем быть вместе. Мама меня ругает, она недовольна тем, что я мало зарабатываю, что плохо отношусь к ней, что мало уделяю ей внимания.
— А другой тете ты уделяешь больше внимания? — уточнила любознательная Маша, а отец покраснел еще больше.
— Понимаешь, детка, так бывает, — сказал Сергей Васильевич неуверенно, — люди встречаются, женятся, а потом расходятся. Дети тут ни при чем. Просто мы с мамой слишком разные, и я больше не мог жить с ней.
— Ты не любишь маму? — спросила Маша, а Сергей Васильевич ничего не ответил.
Елизавета Павловна, узнавшая о том, что дочь виделась с отцом без ее ведома, снова устроила истерику. Схватилась за ремень, отходила Машу по мягкому месту, обозвав предательницей. Маша долго плакала в своей комнате, не понимая, отчего встреча с родным отцом вдруг стала предательством. И тут же в детскую голову закралась мысль о том, что родители ее попросту не любят. Она плохая, и даже ради нее папа не стал оставаться с мамой.
На звонки отца Маша больше не отвечала, она вообще стала другой. То ли повзрослевшей, то ли просто уставшей от постоянного негатива. Не хотелось ни есть, ни гулять с подружками, даже есть больше не хотелось.
— Ну и хорошо, — сказала ей мать, когда Маша в очередной раз отодвинула тарелку, так и не притронувшись к ужину, — мне меньше посуды мыть.
Девочка заскучала по отцу, по своей прежней жизни.
— Долго еще будешь лежать? — хмыкнула мать, заглянув в детскую комнату.
Маша молчала.
— Надоела мне со своим лежанием! — нервы матери наконец не выдержали. Собрав вещи Маши, Елизавета Павловна позвонила бывшему мужу.
— Я не могу с ней сидеть с утра до вечера! — долетали до Маши обрывки слов матери. — Забирай ее, она и твоя дочь. Лежит и делает вид, что болеет. Ни температуры, ни кашля. Просто лежит и все!
Сергей Васильевич приехал через двадцать минут. В тот вечер она осталась в доме у Сергея Васильевича: трехкомнатной квартире, незнакомой Маше и очень уютной. Была там еще какая-то Ольга, и Маша только к ночи поняла, что эта светловолосая миловидная женщина была той, к которой ушел отец от Елизаветы Павловны.
Утром Маша проснулась от непривычного запаха, знакомого, но оставшегося в далеком прошлом.
— Сырники будешь? — ласково спросила Ольга, присев на край постели, в которой лежала Маша. — Я сама приготовила. С вареньем или со сметаной?
— А сгущенка есть? — негромко спросила Маша, почувствовавшая сильнейший аппетит.
— В школу ты пока ходить не будешь, — сказала Маше Ольга, — в новую тебя переведем, а вот на прогулки обязательно пойдем. Ты любишь животных?
Маша кивнула, не до конца понимая, причем тут прогулки и животные.
— Вот и прекрасно, — весело ответила Ольга, — пока я в отпуске, будем с тобой гулять с Рексом.
Рексом звали соседскую собаку, с которой Ольга гуляла на время своего отпуска и больничного пожилой соседки. Та подвернула ногу и временно не могла гулять с псом, поэтому попросила сердобольную соседку помочь ей. Маша была рада такой прогулке, ведь можно было погладить собаку, кинуть ей резиновый мяч и даже разрешить ей облизнуть свои руки.
— Мама не разрешает собак и кошек, — объяснила Маша, — у нее аллергия. А я люблю зверушек.
Ольга улыбнулась. После прогулки они вместе варили борщ, потом ели его, а после обеда смотрели по телевизору мультики.
Вернувшийся вечером Сергей Васильевич принес торт. Сели пить чай, и Маша с удивлением наблюдала за отцом: глаза его горели, с губ не сходила улыбка, а сам он выглядел таким счастливым и воодушевленным, что дочь его диву давалась.
Елизавета Павловна позвонила за неделю всего один раз, а сама так и не приехала проведать Машу. В первые несколько дней Маша переживала из-за матери, а потом смирилась: наверное, так и в самом деле будет лучше. Рядом с отцом и Ольгой она чувствовала себя защищенной и спокойной, ведь никто не кричал на нее и не бил посуду, не ругал ее по пустякам и обвинял в том, что «папа ушел, потому что ты плохая!»
— Как ты смотришь на то, чтобы поехать летом к морю? — спросил Сергей Васильевич у Маши, а она неуверенно смотрела на отца.
— Мама не отпустит, — сказала Маша, хотя сама отдала бы все на свете за то, чтобы поехать с отцом и Ольгой к морю.
— Отпустит, — возразил Сергей Васильевич, —если ты сама захочешь.
— Я хочу!
А однажды вечером она услышала разговор отца по телефону. Сергей Васильевич разговаривал со своей матерью, и Маша, ставшая невольной свидетельницей их диалога, еще долго не могла уснуть.
— Мам, она совсем с катушек съехала. Я приезжал к Лизе, а у нее там какой-то Володя. Шкаф огромный, метра два ростом. Пьяная она, невменяемая совсем. Про Машу не спросила, на меня с кулаками налетела. Я не знаю, может быть, ее врачам показать? Конечно, без ее согласия это будет невозможно сделать. Но лишь ее родительских прав я смогу. Буду бороться, потому что Маша – моя дочь, я ее люблю и сделаю все для того, чтобы мой ребенок был в безопасности.
Прошло чуть больше месяца, когда Елизавета Павловна появилась на пороге дома своего бывшего мужа.
— Наигрался в отца? Я пришла за дочерью. Маша, собирайся.
Почувствовав, как в груди заколотилось сердце, Маша вжалась спиной в дверь, ведущую в спальню. Рядом с ней стояла Ольга, она положила свою руку на плечо Маши и крепко сжала его. От женской руки шло тепло, и Маше стало спокойней.
— Маша никуда не пойдет, — холодно ответил Сергей Васильевич, — поздно ты вспомнила о том, что у тебя есть ребенок.
— Ты меня шантажировать собрался? — фыркнула Елизавета Павловна. — Нужен ребенок, своего делайте. От моей дочери лапы свои уберите. И бабе своей скажи, чтобы она не вешала Машке лапшу на уши о том, какая у нее мамка плохая!
Маша не выдержала. Выбежала в прихожую, потом увидела свою мать. Елизавета Павловна равнодушно окинула Машу взглядом, потом криво усмехнулась.
— Поигрались в семью, а теперь домой. Давай, собирай монатки и вперед.
— Я никуда с тобой не пойду! — громко выкрикнула Маша. — Ты меня не любишь, я тебе не нужна.
Мать снова усмехнулась, отчего стала похожей на старую женщину, а не на ту красивую и добрую маму, которой ее помнила Маша.
— И что? Нужна – не нужна, я не для этого сюда пришла. Через гордость свою переступила, между прочим.
— А теперь переступай порог и уходи, — строго сказал Сергей Васильевич, — я в суд подаю на определение места жительства Маши. И учти, я его выиграю.
Елизавета Павловна картинно подняла руки вверх:
— Ой-ой, боюсь! Напугал козла капустой! Давай судись, если тебе заняться нечем. А у меня дела есть, я теперь женщина свободная.
Маша с тоской смотрела на свою мать, которая невозмутимо развернулась, и, махнув рукой на прощание, вышла из квартиры. Ольга подошла к Маше и снова положила ей на плечи свои теплые руки. Матери в жизни Маши больше не было, а вот настоящая семья осталась.
