— Здравствуй, красавица! — охранник Пашка улыбнулся, подмигнул.
Ноль внимания. А, нет, кивнула. Еле заметно, но кивнула же!
— Видал, Серый? Вода камень точит! — Пашка обернулся к напарнику.
— Чего-то медленно она его точит, — отозвался второй охранник. — Да и вообще, на кой тебе эта Светка сдалась? Не, ну правда? Здоровая, как молотобоец, хмурая вечно, да и не девочка уже. Может, даже старше тебя!
— Ничего ты не понимаешь, Серега! Во-первых, это спортивный интерес. Работа у нас с тобой скучная, однообразная, нетворческая. Вот и развлекаюсь, как умею. Во-вторых, может, у Светланы нашей душа прекрасная. Да может, она та самая — подходящая.
— Для чего подходящая-то?
— Ну для моего большого непонятого сердца, например. — Пашка, дурачась, прижал руку к левой половине груди и изобразил на лице страдание.
— Да ну тебя к лешему, спортсмен! — махнул рукой Серега и пошел обходить торговый зал.
***
Пашка и сам не очень понимал, чего он прицепился к Светлане. Скорее всего, из-за ее неприступности. Ведь обычно с женским полом Павел находил общий язык легко. Да, он всего лишь охранник в супермаркете, не олигарх какой-нибудь. Но зато харизматичный, симпатичный, молодой и веселый.
Именно за этот набор замечательных качеств, наверное, и прощали женщины Пашке его чудовищную несерьезность. Семью он создавать не желал категорически. Впрочем, он сразу сообщал об этом очередной возлюбленной. Каждая, конечно, надеялась, что именно с ней Павел одумается. Поймет: семейная жизнь — это счастье. Но увы. Чуда не происходило.
Расставаться Пашка тоже умел легко. Находил нужные слова, выбирал подходящие интонации. В общем, женщины покидали Пашины объятья, не уронив ни самооценку, ни чувство собственного достоинства. Бывало, даже обсуждали его в курилке. Так как многие работали в том же самом супермаркете, который охранял Павел.
— Чего наш герой-охранник-любовник опять один? Я думала, он с тобой.
— Да нет, неделю назад разошлись. Мне семья нужна, а наш мотылек хоть и хорош собой, но к семейной жизни не приспособлен. Какая-то травма у него в прошлом. Говорит, что вообще никогда не женится. А еще говорит: я была той, что подарила ему… Подожди, как он там завернул… А, вот: «Незабываемое волшебство осенних вечеров, нежность прикосновений» и что-то там еще. Короче, такая фея достойна лучшего.
— Да уж. Мне тоже что-то возвышенное при расставании плел. И так искренне. Вот как на него обижаться? Да и не на что вроде. Пашка сразу предупредил, что в качестве мужа он не вариант. Кстати, мне тоже что-то про травму говорил. Может, и не врет.
***
Павел действительно не врал. Может, капельку приукрашивал. Но его решение никогда не жениться было родом из детства.
Рос Пашка в основном под присмотром бабушки, Нины Петровны. Так уж получилось, что его восемнадцатилетняя мама Наташа оказалась не готова к тяготам материнства.
— Это ты хотел сына, вот и воспитывай сам! — однажды сказала она отцу Пашки, Володе. — У тебя жилье есть, мама под боком, поможет, если что, а я ухожу!
Собрала сумку и уехала в неизвестном направлении. Может, к себе в провинцию подалась, кто ее знает. Помощи от Наташки Володя не ждал. Чего с нее взять? Да еще и обида взыграла. «Малолетка безмозглая, — злился он. — Не нужны мы ей, ну и ладно! Обойдемся! Что я не мужик, что ли, на собственного сына не заработаю?»
Володя и сам был еще молод: двадцать четыре года всего. А вот его мама, увы… Вовку она родила поздновато. В тридцать семь. Мужу было на десять лет больше. Внука он не дождался…
Конечно, Нина Петровна не мечтала о том, что практически станет матерью для маленького Пашки в своем элегантном возрасте. Но куда деваться. Повздыхала, посетовала на Наташку-вертихвостку и ушла на пенсию. Засела с «бедным мальчиком» дома. Володька работал. Даже не работал, пахал. Хотел обеспечить сынишку всеми мыслимыми материальными благами. А еще работа помогала забыть Наташкино предательство. На общение с сыном времени не оставалось.
Зато рядом всегда была бабушка. И всю дорогу Пашка слышал от нее:
— Бедный ты ребенок. Только бабушке и нужен. Мамка твоя — кукушка. Папка — лошадь ломовая, живет на работе своей.
Маму Павлик не помнил вовсе. Папу видел редко. Так что жизнь показывала — бабуля права. Он любил Нину Петровну. Да и как ее было не любить: балует, все разрешает, никогда не ругает «бедного мальчика».
***
Может именно поэтому у Пашки были все шансы вырасти полнейшим раздолбаем. Судьба уберегла.
Когда Пашке было восемнадцать и он, еле-еле окончив школу, бегал от армии, на его пути встретился Иван Кузьмич. Хромой, так его звали во дворе. Работал Иван Кузьмич дворником. Пашкины приятели любили поиздеваться над Хромым.
— Смотри, ковыляет, под нос себе что-то бормочет. Чокнутый! Видать, работу всю сделал. Что-то рано. Надо бы ему еще подбросить, — говорил Бухарик, мерзкий тип и негласный лидер Пашкиной компании.
Под ноги Хромому летела пустая банка, следом окурок или лузга от семечек. Хромой вздрагивал, выныривал из своих мыслей и ругался. Это очень веселило Бухарика и остальных. Одному Пашке не казалось смешным издевательство над пожилым, хромоногим дворником.
Может, потому, что он представлял на его месте бабулю. А может, просто не остервенел еще окончательно. Однажды он даже заступился за Хромого:
— Слушайте, чего вы к калеке привязались?
— А ты иди его пожалей, убрать помоги! — Бухарик сплюнул на асфальт сквозь зубы.
— Да пошел ты! — обозлился Пашка.
— Я-то пойду, а ты посиди и подумай: кто тебе больше нужен, наша компания или чокнутый дворник! Пошли, мужики, — приказал Бухарик и пяток пацанов потянулись за ним, даже не взглянув на Пашку.
Тот остался сидеть на лавочке. Тогда-то Хромой и подошел к нему. Присел рядом, вытянув больную ногу.
— Спасибо, пацан, — сказал он Пашке. — Отбился ты от стада. Молодец! Главное, обратно не возвращайся. А то закончишь, как я. Таким же охламоном ведь был. Выпить не дурак. Оттого и семью потерял. Не выдержала жена жизни с выпивохой, ушла. Так меня и это не остановило! Все ценное из дома вынес, одни стены остались. А потом и этих стен чуть не лишился. Видать, тогда кто-то сверху и решил наставить меня на верный путь. Жестоко у него это получилось. Но уж лучше так, чем под забором загнуться.
Нарезались мы с друганами как-то до зеленых чертей. На улице зима, а нас на подвиги понесло. Меня надолго не хватило, сел на скамейку и уснул. Так стопу и отморозил. Вот тогда только прозрение и пришло. Понял, что шанс мне последний дали. Пить бросил, совсем. Тяжко было, но справился. Дружки про меня тут же забыли. А я к жизни кое-как вернулся. Не та это жизнь, о которой мечталось. Но уж лучше такая, чем никакой. Меня, кстати, Иваном Кузьмичем зовут… Бывай.
Дворник тяжело поднялся и похромал к дому. Пашка смотрел ему вслед и думал: «Не хочу так же. Пусть забирают в армию, отстреляюсь, работу найду». И еще один вывод он сделал тогда из рассказа Хромого: «Жены уходят! Батю мамка бросила за то, что я родился. От Хромого жена ушла, потому что пил. Женщина всегда найдет повод уйти, едва на горизонте замаячат трудности. Поэтому и жениться не стоит!»
Все обещания, данные тогда себе на скамейке, Пашка выполнил. Отслужил, в охрану устроился. Бабуля к тому времени умерла. Зажили они с отцом в квартире, словно два соседа. Каждый сам по себе.
Пашка, глядя на вечно хмурого, уставшего отца, твердо решил: он будет жить иначе. Легко, радостно, счастливо. Ну их к лешему эти проблемы, семейные узы, гонку за деньгами.
И у него это более-менее получалось. Отец к сыну не лез. Издали наблюдал, как меняются женщины в жизни Пашки. Однажды только спросил:
— Тебе уже двадцать пять, жениться-то не планируешь?
— Нет. Насмотрелся на вас, счастливчиков. Лучше уж одному. Женщины прекрасны, когда они приходят изредка.
У него получалось очаровать любую из своего окружения. Но тут появилась Света. И Пашкина харизма дала обидную осечку. Ладно бы споткнулся на какой-нибудь невозможной красотке. Но Светка! Высокая — да, статная — без сомнения. Но ничего сверхъестественного. Возраст, наверное, под тридцатник. На мужчин смотрит, как на вредных насекомых. Не хамит, конечно — взглядом давит! Но Пашке вдруг захотелось ее узнать поближе.
***
Света тем временем понять не могла, чего к ней этот молодой бабник прицепился. Не хочет она иметь с мужчинами ничего общего. Зло одно от них. На маму свою с отцом насмотрелась. Хватит. Батя ведь день считал прожитым зря, если мамуле леща не дал. Неважно за что. А если маме не удавалось «заслужить» оплеух, то и Светка для битья годилась. Пока, конечно, помладше была.
Когда выросла, научилась субтильному бате давать отпор. Скручивала в бараний рог и запирала на балконе.
— В кого ты такая кобылица? — бесновался отец. — В бабку свою по мамкиной линии, не иначе. Та тоже здорова была. Да и мать у тебя — не Дюймовочка. Только вот бабка сильна была, а у этой все в жир ушло. Квашня квашней! Выпусти, амбал в женском обличии! Добром прошу!
Светка не слушала, уходила заниматься делами. Выпускала батю обычно мама. Втихаря, пока дочка не видит. За это и получала «благодарность». Освобожденный отец одаривал жену шлепком или оплеухой. А как же — дочь плохо воспитала.
Терпела Светка сколько могла, а потом плюнула на все и сняла комнату. Пусть родители живут как хотят. Поубивают друг друга, так это их личное дело.
После переезда жизнь стала гораздо спокойнее. Работа, дом, телевизор, книги. Любила Света читать. С детства спасалась в вымышленной чужой жизни от мерзости жизни реальной. В общем, все ее устраивало. И не было места мужчинам в ее сердце.
Обычно противоположный пол и не баловал Свету вниманием. И вот вам, пожалуйста: на новой работе привязался донжуан местного разлива. Как увидит, прямо под ноги бросается. Улыбается от уха до уха, красавицей называет, подмигивает игриво. Тьфу! На что надеется, непонятно!
***
Дальше кивка в ответ на его радушное приветствие дело у Пашки не двигалось, хоть ты тресни. И он уже начал подумывать сдаться. Черт с ней. Одна неудача — еще не поражение. Но именно, когда он уже был готов согласиться с Серегой и сложить лапки, судьба подбросила ему шанс.
Он шел, чтобы сменить охранника на посту у служебного входа. Пробирался между пластиковыми ящиками и коробками и вдруг увидел Светку, всхлипывающую в уголке склада.
— Свет, ты чего? Случилось, что? — Пашка приобнял Свету за плечи.
Та не обратила внимания. Даже руку не скинула. Вздрагивали плечи под рабочим халатом, капали тяжелые слезинки на пол… Светка давила в себе рыдания.
— Ну-ка пойдем присядем, — он увлек ее на лавочку, притулившуюся у стены.
Она не сопротивлялась. «Разнос получу, — подумал Пашка. — Михалыча давно пора на обед отпустить. Ну и черт с ним. При его комплекции чуточку поголодать полезно».
Света тем временем успокоилась, затихла.
— Мама умерла. Инсульт, — прошептала она. — Добил ее паразит этот. Ненавижу.
Что говорят в таких случаях, Пашка не знал: утешать глупо, сочувствовать он не умеет. Поэтому он просто молчал, сидя рядом со Светой. А ее словно прорвало — заговорила зло, жестко:
— За это самое и боролась ведь! Я, если подумать, всегда была одна. Папаша — тиран-самодур. Мама — амеба бессловесная. Он лупил — она молчала. Я пыталась исправить это, да не получилось! Нравилась ей такая жизнь! Понимаешь?!
Света повернулась к Пашке: глаза сухие, слезы кончились, осталась только злость.
— В этом мы с тобой похожи, — сказал Пашка, чтобы хоть что-то сказать. — Меня никто не лупил. Только вот я был никому не нужен. Ни отцу, ни матери. Она вообще меня бросила, ушла. Папашка в работе растворился. Одна бабуля у меня и была. И то не знаю, любила ли. Жалела — да. Как же: бедный, брошенный ребенок. Она жалела, я борзел. Хорошо, ума хватило до самого дна не скатиться…
— О как? А я думала, ты у нас баловень судьбы, хоть и охранник.
— Нет, просто стараюсь не усложнять… — Пашка пожал плечами.
— А ко мне чего прицепился, любитель простой жизни?
И тут Пашка сказал такое, чего от самого себя не ожидал:
— Почувствовал, наверное, что ты мой человек. Подходящий. И, похоже, не ошибся.
— Ладно, пойдем, работать надо. А то мне сегодня еще к отцу ехать. С похоронами что-то решить нужно. — Света встала. — Спасибо, что выслушал.
— Обращайся. Я без намеков. По-дружески помогу.
И он помог. И с похоронами, и потом… Без ожидания награды. Просто так. Потому что понял: она ему по-человечески нравится.
***
Две подружки-продавщицы сплетничали в раздевалке:
— Ты слышала, наш Пашка теперь вроде со Светкой!
— Да брось ты! Ему-то она зачем. Да и он ей. Она у нас всех мужиков на дух не переносит.
— Всех, да не всех, как оказалось. Чем он ее взял, понять не могу. Такая тетка серьезная и, пожалуйста, повелась на нашего героя-любовника.
— Что, прямо совсем повелась?
— Да что я, им свечку держала? Может, еще и не совсем. Но дело к этому идет.
— Вот откуда вы все про всех знаете? — Света стояла у двери. — Какое ваше дело, кто с кем и как?!
Подружки притихли. Наконец, одна не выдержала:
— Свет, ну раз уж подслушала, скажи — правда, что ли? Что у вас с Павлом нашим?
— Скажу — не поверите! Ничего. Ладно, дайте переодеться, домой очень хочется.
Она собралась, подхватила сумку, пакет и вышла на улицу, где ее ждал Пашка.
— Нас уже, похоже, поженили! — сказала Света.
— Тогда, может, ради приличия, хоть на свидание со мной сходишь? — Пашка забрал у нее пакет с продуктами.
— Может, и схожу. Только предупреждаю сразу: я человек основательный. Если уж возьмусь за тебя, то со всей серьезностью. Так что ты подумай. Легко не будет.
— Я подумал.
— И?
— Мне это подходит.
Света взяла Пашку под руку, и они пошли к остановке. «Дам ему шанс, — думала она. — Хороший он парень, добрый, отзывчивый: поддержал, с похоронами помог. Попробуем».
«Она другая, — думал Пашка. — Сложная, серьезная, раненая. Подходящая. Не зря меня так к ней тянуло, несмотря ни на что. Устал я от легких отношений. Пора становиться взрослым. Попробуем».