– Фрося, Фрось…
– Ну?
– Выходи за меня.
– С чего бы это, Гриша?
– По нраву ты мне, Фрося.
– Гриша, ты парень неплохой, и мне нравишься, но ты же дважды уже женат был, Гриша. Что-то в тебе не так? Парень ты видный, что девки, что бабы по тебе сохнут, Гриша… Что-то тут не так…
– Да нет, Фрося, просто бабы мне такие попадались…
– Бабы, говоришь?
– Ну да. Аннушка кволая была, всё ребёнка не могла выносить, ела да спала. Наталья родила, да не от меня.
– Не от тебя?
– Нееее, я пока на сборы ездил, она с кем-то сблудилась, хорошо мамка глаза открыла.
– Вон оно что. Мамка, значит, глаза открыла.
– Ага!
– Гриша, а вот допустим, я соглашусь, где же мы с тобой жить будем?
– Как где, Фросенька? Так у меня же.
– У тебя, Гриша? С мамой?
– Конечно…
– Я подумаю, Гриша.
Конечно, Фрося была рада, что на неё, бесприданницу, обратил внимание не последний парень, правда, две жены от него сбежали, но у него хозяйство справное, сам с лица красив, да мягок и покладист.
Знала Фросенька, что есть у него одна закавыка, это мама Гришина, которая снох со свету и сживала. С виду была божий одуванчик, а на самом деле…
Кстати, Аннушка была Фросина дальняя родственница, и знает Фросенька, что как только ушла Аня из той семьи, так соком налилась девка, да повеселела, замуж вышла второй раз, дитё родила.
Наташа в соседнем селе живёт, вроде вдовец к ней сватается, с дитём берёт.
Фрося всю ночь провозилась на своей жёсткой подстилке, спала она на кухне, на большой скрыне (сундук). Терять ей было нечего, с трёх лет в приёмышах у тётки с дядькой живёт.
Крепко задумалась Фрося, хочется своё хозяйство, дом свой, но вот мать у Гриши… Ай, семи бедам не бывать, а одной не миновать, пойду, решила Фрося.
Свадебку скромную сделали, Фросенька всё же девица, да тётушка от радости решила вечерок сделать, а то люди и так тычут, что сиротку обижают, ягнушку, да телка подарила на свадьбу племяннице.
Конечно, тётке жалко было бесплатную рабочую силу терять, но Фроська больно хороша с лица, своих девок не могла из-за этой пристроить.
В общем, стала Фрося замужней женщиной, ну как стала, ну как женщиной.
Свадебку-то как сыграли, повеселились, пошли молодые, значит, в опочивальню, только легли в кровать, кто-то скребётся, мамушка Гришанина, пришла и спать посредине легла, чтобы чего плохого не приключилось.
Вот такая первая брачная ночь, на вторую ночь тоже и на третью.
Фрося к Грише, тот руками разводит:
– Мамушка болеет, кошмары её мучат…
Фрося к свекрови, так, мол, и так:
– Вы что же это, мамаша, творите?
А та ей, поджав губки, сообщает:
– Ты, девка, не бзикай, не бзикай, для тебя лучше делаю.
– Это что же вы для меня делаете?
– Да то, долго ты не проживёшь, всё равно уйдёшь, так хучь девкой останешься. А дитёв Гришаня не может иметь, да и не надо ему это, пустой он, по мужицкой части.
– Куда это я уйду? Никуда не пойду, не дождётесь.
– Ну-ну, посмотрим.
Взяла Фрося, увела Гришу, в чисто поле, звёздами любоваться да миловаться-целоваться… И ничего он не пустой оказался…
На второй день Гриша двери навесил в спаленку свою, и перед носом мамы дверь закрыл, на большой крюк.
Ой, что старуха делала под дверью: выла, да скреблась, и кричала, и за сердце хваталась.
А утром даже драться кинулась на бессовестную девку, Фроську.
– Ты, негодная, надоумила моего Гришаньку двери сделать? Бесстыдница, тьфу на тебя, блудница окаянная.
– Я! – смотрит бессовестно и улыбается.
– Я вот топор возьму и покромсаю дверь ту.
– Кромсайте, матушка. Я Грише скажу, он новую навесит.
– Ну ладно, гляди у меня, скоро сбежишь.
– Не сбегу.
– А вот посмотрим.
– Посмотрим!
И стала старуха изводить невестку, стала Грише наговаривать то одно, то другое. Тот сначала отмахивался, а потом стал прислушиваться, даже пару раз за косы оттаскал Фросеньку, ни за что.
– Ну погоди, зараза старая, ужо я тебе устрою. Не всё коту масленица, отольются кошке мышкины слёзки.
Вечером Гриша в ворота, а матушка тут как тут, волосы на себе рвёт, кричит, что Фроська её избила. Гриша не знает, что делать, для порядка вожжами оттянул пару раз вдоль спины.
Вечером покаялся:
– Прости, Фрося. Мам же всё-таки…
На следующий раз Гриша на работу, старая давай изгаляться над Фросей:
– Мол, я опять Грише скажу, что ты меня избила, и он тебе задаст, – и опять так сделала.
Пойдёт, ударится специально, расцарапает себе грудь и лицо, скажет, что Фрося избила ни за что.
Гриша опять Фросю изваландает всю, потом глаза в землю:
– Мама же… Прости, любимая, ну как её обидишь? Я знаю, что ты не трогаешь маму…
Терпела Фрося, терпела, взяла и отлупила старуху вредную, не сильно, так, потрепала для устрашения.
Свекровь молчала весь день, а к вечеру, как Гриша пришёл домой, так легла на лавку и лежит.
Фрося выбежала его встречать.
Обнял жену молодую, поцеловал, с опаской, вдруг мать где из-за угла выскочит, да оттянет по спине. Не любит матушка этого, говорит, мол, не будет меня, во и милуйтесь тогда…
– А где это матушка? – спрашивает Григорий.
– На лавке легла, сказала, что всё равно изведёт меня, Гриша…
Заходит сын в дом, а мать на лавке лежит, охает.
– Что такое, матушка?
– Ох, ох, сынок, избила меня твоя лихоманка, еле живая осталась, вот лежу, видно пора мне…
– Да что такое-то, а? Да что вам, матушка, не живётся? Изба в порядке, скотина управлена, еда наготовлена, огород как на картинке. Фросенька глаз не поднимает на вас, а вы всё пилите её и пилите.
Завыла старуха, а сын её и слушать не стал.
Поел, пошли в комнату свою. Фрося оглянулась, бабка на лавке сидит и глазами зло зыркает. Ну та не удержалась и язык показала.
Старуха как заорёт, как подпрыгнет, и ну драться на Фросю кидаться. Еле Гриша отбил жену молодую, Фрося-то испугалась, за Гришу спряталась.
– Так вот, маменька, кто кого бьёт-то!
В другой раз старуха соли в щи пересыпала, что есть невозможно. Фрося стерпела, стала еду прятать. Наварит, пирогов нажарит – и спрячет.
Бабка в чугунки, а там пусто… Зубами скрипит, сухари с водой ест. Вечером жалуется Грише, что, мол, лихоманка твоя голодом меня держит. Тот на жену, а та ему показывает, что всё наготовлено.
– Гриша, неужто ты не видишь: и пироги, и калитки сладкие, и щи, и каша с мясом. Матушка есть мою еду не хотят, говорят, что плохо готовлю.
Бабка от такой наглости чуть пирогом не подавилась, а Фрося опять ей язык кажет, да кукиш: накося, мол, выкуси.
Бабка в раж вошла, вредит по-страшному. Фрося бельё настирает, развесит по верёвкам, та в грязь его втопчет, в навозе измажет. Изводит девку, и всё тут.
Тётка пришла Фросю проведать, та возьми и пожалуйся:
– Ну сил нет никаких, сживает с подворья и всё.
– Даже боюсь ей сказать, что тяжёлая я, тётенька, – шепчет Фрося. – Либо меня изведёт, либо дитя, а то и вместе обоих.
– Так-так, так, – шепчет тётка. – Моя свекровь издевалась надо мной, дай боже как. Первого дитя скинула она, тяжести меня таскать заставляла. Мальчик был. С тех пор девки только… Ты вот что, детка…
Тётка зашептала что-то Фросе на ухо.
Потом обе сели чинно за столом и чай пьют. Бабка под сенями сидит, слушает, о чём сноха с тёткой своей говорить будет.
– А ты, дочка, отрави падлу старую, – громко говорит тётка.
– А как же, тётушка?
– Да запросто, – громко говорит тётка и начинает что-то шептать едва сдерживающей смех Фросе.
– А ежели она есть не станет?
– Ты силком, ежели чего. Я Таньшу на подмогу пришлю, вдвоём скрутите и накорми её…
– Хорошо, тётушка. Как стану единой хозяйкой, – громко говорит Фрося, – так вас с дядькой приглашу и полюбовника своего, барина Архипова тоже.
– Вот правильно, вот молодец.
Бабка чуть не упала без сознания. Только Гриша на порог, а она ему новости:
– Фроська, тварь безродная, отравить меня хочет с помощью тётки своей, а в полюбовниках у неё барин Архипов.
– Ты что, матушка, совсем от злости своей сбрендила? Кого она отравить хочет? Какой барин Архипов? Ему уж сто лет в обед.
– Истину, истину тебе говорю, Гришенька. С тёткой своей сидели, говорили в голос даже, меня не постеснялись.
– А ты где была? Нешто с ними за столом сидела?
– Куды тама, я под сенями подслушивала.
– А-а, вон оно чего. Ну-ну, ведь померещится такое.
– Гриша, сынок, клянусь! Вот те крест!
– Мамаша, да хватит вам уже, ну ей-богу, от людей уже стыдно. Две жены извели, Фросю я вам не отдам.
– Ах так?
– Да так! Сколько уже можно-то!
Многое творила старуха, чтобы изжить неугодную сноху, да только Гриша ничему не верил уже.
– Околдовала, окрутила парня змея подколодная, ворожея, ведьмачка, – жалуется старуха по соседям. Те головой качают, да глаза прячут. Все знают, какая Фрося добрая да хорошая. Никто старуху не слушает.
А тут смотрит: никак живот у невестки? Нагуляла, ликует бабка, нагуляла шаболда.
Она к Грише, а у того глаза, как небо в ноябре – суровые и холодные.
– Не смей, – говорит, – на супругу мою законную напраслину возводить!
– Я, мама, конечно, очень вас люблю, но Фросеньку я тоже очень люблю. И не надейся, я её не брошу и не выгоню. Более того, поедем с Фросей, повинюсь перед Натальей и дитё своё признаю.
Бабку словно громом ударило с молнией. Стоит, глаза выпучила. Повернулась, да как кинется к Фросе, в живот целилась. Да перехватил Гриша руку материнскую.
– Всё, мать, хватит. Надоело. Хоть и стыдно людей, ну да все знают, какой гадкий у тебя характер. Иди собирай свои пожитки.
– Чего это?
– А того-то. Повезу тебя в богадельню сдам, потому как не дашь ты нам жить. С двумя бабами развела, видно, и третья сбежит, потому как страшно ей с сумасшедшей старухой в одном месте жить.
Ой, как взвизгнула мать Гришина, упала на землю, волчком крутится, воет, прощения просит, в ноги ползёт к Фросе.
Говорит, что больше никогда так не будет делать, крестится, молится, плачет.
Фрося, добрая душа, подняла старуху, сказала не переживать – никто её из дома не гонит, просто за дитё страшно, а ну чего удумает.
Клянётся старуха, что мол никогда ничем и никак больше подлого характера своего не покажет.
И сдержала слово.
Конечно, нет-нет, да и взбрыкнёт, бывало. Но так, по-старчески побурчит, по делу.
Внука Васятку любила до одури, пылинки с него сдувала. Да и Нюрочку, от Натальи девочка, тоже привечала и голубила.
А потом Гриша с Фросей и вовсе забрали девчонку к себе. Наталья замуж вышла за вдовца, а у того трое своих, да Наталья ещё троих родила ему – не до Анютки ей было.
Забрали, воспитали. Анютка Фросю больше родной матери любила.
Когда дети выросли, бабушки уже и не было. Сначала Анютка замуж за хорошего парня вышла, а потом и Вася жену привёл.
Фрося, памятуя свои отношения со свекровью, со всей душой сноху приняла и всегда хорошо о своей свекрови отзывалась.
А что было – то быльём поросло.