Анна медленно помешивала суп, поглядывая на часы. Без пятнадцати семь – скоро придёт Василий. За окном накрапывал мелкий осенний дождь, капли стекали по стеклу, оставляя кривые дорожки. Двадцать три года она встречает мужа ужином – привычный ритуал, ставший частью её жизни.
В прихожей хлопнула дверь.
– Опять дождь зарядил, – проворчал Василий, стряхивая капли с куртки. – Что у нас сегодня?
Анна расставила тарелки, разлила суп. От кастрюли поднимался пар, запах укропа и петрушки наполнял кухню. Села напротив мужа, украдкой разглядывая его лицо – новые морщины появились возле глаз, седины прибавилось на висках.
Василий зачерпнул ложкой суп, поморщился.
– Ну вот опять, – он с недовольством отодвинул тарелку. – Пересолила, как всегда. Сколько можно говорить…
Анна почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Сколько раз она слышала эти слова? Тысячу? Две?
– Вася, – её голос прозвучал неожиданно твёрдо. – Я устала.
– От чего это ты устала? – он даже не поднял глаз от тарелки.
– От этого всего. От вечных упрёков. От того, что что бы я ни сделала – всё не так.
– А я какой есть – такой есть, – отрезал Василий. – Не нравится – дверь открыта.
В кухне повисла тишина. Только тикали часы на стене – старые, ещё от бабушки доставшиеся. Анна смотрела на эти часы, и вдруг с пронзительной ясностью поняла – время действительно уходит. Утекает сквозь пальцы, как песок.
– Хорошо, – она встала из-за стола. – Я уйду.
– Что? – Василий наконец поднял глаза.
Но Анна уже шла в спальню. Старый чемодан нашёлся на антресолях – тот самый, с которым когда-то приехала в эту квартиру молодой женой. Вещи ложились внутрь торопливо, без разбора – платья, блузки, бельё. Руки подрагивали, но решимость крепла с каждой минутой.
Василий появился в дверях спальни: – Ты это серьёзно что ли?
– Абсолютно.
– Ну иди, раз решила, – в его голосе прозвучал вызов. – Только потом не возвращайся!
Анна достала телефон. Наташа – единственный человек, кто поймёт без лишних слов.
– Наташенька… приедешь? Мне нужна помощь.
Подруга примчалась через двадцать минут. Молча помогла снести вещи, уложить в багажник своей старенькой «Тойоты». Василий стоял в дверях подъезда, скрестив руки на груди.
– Ты уверена? – тихо спросила Наташа, когда они уже сидели в машине. – Это сложный шаг.
Анна смотрела на окна своей квартиры. Сколько всего связано с этим местом… Здесь вырос Сашка, здесь прошла большая часть жизни. Каждая вещь хранит воспоминания – и радостные, и горькие.
– Уверена, – она сжала пальцы на ручке сумки. – Это мой шанс не потерять себя совсем. Понимаешь?
Наташа молча кивнула и завела мотор. Дождь усилился, размывая очертания знакомого двора. В зеркале заднего вида всё ещё виднелась фигура Василия – или может, просто показалось сквозь пелену дождя?
Василий открыл дверь квартиры — как обычно, в семь вечера. Только теперь никто не выглянул из кухни, не спросил: «Как день прошёл?» Тишина звенела в ушах.
Прошёл на кухню, нащупал в темноте выключатель. Плита чистая, на столе — пустота. Обычно в это время у Анны уже все готово было — и первое, и второе… А теперь вот — открыл холодильник, а там шаром покати. Пара сосисок валяется да пиво недопитое.
– Нет, ну можно подумать, без неё не проживу, – буркнул себе под нос, доставая сосиски.
Кастрюлю искал минут пятнадцать — всё не там стояло. Плюнул, разогрел в микроволновке. Сел ужинать — один за большим столом. Телевизор включил, чтоб не так тоскливо было.
А потом полез в шкаф рубашку достать на завтра — и замер. Её халат домашний висел, голубенький такой, потрёпанный уже. Василий дотронулся до рукава — и как кольнуло что-то внутри.
На работе Петрович, сосед по кабинету, спросил между делом: – Что-то жену твою давно не видно?
– А что ей тут делать? – огрызнулся Василий. – У меня обед с собой.
Только в этот момент понял — действительно, раньше Анна часто забегала в обед, приносила судочки с домашней едой. «Вась, ну как можно эти столовские котлеты есть…»
А у Анны жизнь словно с чистого листа началась. Проснулась в первое утро у Наташи — и не поверила: восемь часов! Обычно в шесть уже на ногах была — завтрак приготовить, Василию рубашку погладить…
– Представляешь, Наташ, – говорила она за чаем, – я вчера просто так в парке гуляла. Просто шла и смотрела по сторонам. Не помню, когда последний раз так делала.
Наташа только головой качала: – Ты другая стала. Глаза блестят.
Анна и правда чувствовала себя иначе. Записалась на курсы рисования — давнюю мечту исполнила. Сидела в первый раз за мольбертом — руки дрожали от волнения.
– Вы не переживайте так, – улыбнулась преподавательница, женщина её возраста. – У вас хорошо получается.
После занятий зашла в кафе — маленькое, уютное. Устроилась у окна с чашкой капучино. Сидела, смотрела на прохожих. Подумала вдруг — а ведь она никогда так не сидела. Всё бегом, бегом — магазин, готовка, уборка…
Вечером Наташа открыла бутылку вина: – Ань, только честно — ты хочешь, чтобы он понял что-то? Или всё, точка?
Анна повертела бокал в руках: – Знаешь… Я не хочу точку. Я хочу, чтобы он увидел меня — не кухарку, не прислугу, а женщину. Человека. Понимаешь?
А Василий в этот вечер с носками воевал. Раньше как-то и не задумывался — откуда чистые носки в ящике берутся. А теперь вот — гора грязного белья в ванной, а что с ней делать — непонятно.
Соседка тётя Валя во дворе остановила: – Василий Петрович, а что это вы один теперь? Анна Сергеевна не болеет?
– Да нет… – буркнул он. – В отъезде она.
Поднялся домой, сел на кухне. Взгляд упал на её чашку любимую — белую, с васильками. Потянулся было к телефону… И отдёрнул руку. Гордость не позволила.
Наташин подъезд Василий нашёл не сразу — старая пятиэтажка притаилась в глубине двора. Потоптался у двери, прежде чем нажать на звонок. В руках пакет мялся — любимые Анины пирожные из той самой кондитерской, куда они раньше по выходным заходили.
Дверь открылась неожиданно. На пороге стояла Анна — в домашнем платье, волосы небрежно собраны в хвост. Он вдруг заметил — она похорошела, что ли.
– Вась? – она явно растерялась. – Ты как здесь…
– Да вот, мимо шёл, – соврал он. Три автобуса сменил, чтобы сюда добраться. – Пирожные твои любимые принёс.
Анна прислонилась к дверному косяку: – Мимо, значит… А что хотел-то?
Василий переступил с ноги на ногу: – Может, поговорим?
– О чём? – она смотрела прямо, спокойно. – Опять будешь объяснять, какой ты есть и какая я никудышная хозяйка?
– Анют…
– Нет, Вась, – она покачала головой. – У тебя всё ещё только твои правила. Я для тебя не человек — так, приложение к плите. А я, знаешь, рисовать начала. Помнишь, я в молодости мечтала? Теперь вот учусь. И мне нравится.
Василий молчал. А что тут скажешь?
– Пока ты не поймёшь, что я личность, а не кухонный комбайн — разговаривать не о чем.
Дверь закрылась. Василий ещё постоял, потом медленно спустился по лестнице. В подъезде пахло свежей краской — видно, недавно ремонт сделали.
Домой шёл пешком — надо было подумать. Слова Анны крутились в голове: «Не человек — приложение к плите». А ведь правда — когда он в последний раз спрашивал, чего она хочет? О чём мечтает?
Дома первым делом полез в шкаф, достал старый фотоальбом. Вот они молодые — турбаза, поход с друзьями. Анна смеётся, у костра сидит. А вот Сашка маленький — она его на руках держит, счастливая такая. Когда всё изменилось? Когда он начал видеть в ней только домработницу?
На следующий день в обед набрал номер — психологический центр «Гармония».
– Добрый день, – голос в трубке звучал приветливо. – Чем можем помочь?
– Тут это… курсы у вас есть какие-нибудь? Ну, для мужчин… которые всё испортили?
Женщина в трубке помолчала: – Есть программа «Счастливая семья». Как раз группа новая набирается.
– Записывайте, – буркнул Василий.
В группе оказалось шестеро таких же — разных возрастов, но с похожими историями.
Психолог, Марина Николаевна, говорила простые вроде вещи, а внутри всё переворачивалось: – Каждый человек — личность. Со своими мечтами, желаниями, страхами. Нельзя требовать от близких быть функцией. Любовь — это когда видишь и принимаешь человека целиком.
После третьего занятия сосед по лестничной клетке, дядь Коля, удивлённо спросил: – Василий, ты как-то изменился. Случилось чего?
Василий усмехнулся: – Да… прозрел, кажется. Только боюсь, не слишком ли поздно.
Субботнее утро выдалось солнечным — бабье лето радовало последними тёплыми днями. Анна шла по супермаркету с корзинкой, выбирая продукты для воскресного обеда у Наташи. Остановилась у полки с приправами, разглядывая новый соус для салата.
– Специи выбираете? – раздался знакомый голос за спиной.
Анна вздрогнула. Обернулась — Василий. В потёртых джинсах, той самой клетчатой рубашке, что она когда-то на день рождения подарила. Похудел вроде.
– Здравствуй, Вася, – она сама удивилась, как спокойно прозвучал голос.
– Здравствуй, – он переступил с ноги на ногу, явно не зная, что сказать дальше. – Ты… хорошо выглядишь.
И правда — новая стрижка, джинсы модные, кофточка нарядная. Раньше всё халаты да фартуки были.
– Спасибо. Ты тоже изменился.
Повисла неловкая пауза. Мимо спешили люди с тележками, гремела музыка из динамиков.
– Может… кофе выпьем? – вдруг предложил Василий. – Тут кафешка рядом открылась.
Анна помедлила. Вспомнила вчерашний разговор с психологом на курсах личностного роста: «Нельзя убегать от прошлого — нужно его принять и отпустить».
– Давай. Только корзинку оставлю.
В кафе было почти пусто — утро всё-таки. Они сели у окна. Василий долго вертел в руках меню, потом заказал два капучино и пирожные.
– Помнишь, как мы раньше по выходным в кондитерскую ходили? – спросил он, глядя куда-то мимо Анны.
– Помню. Только это было давно.
Снова молчание. Официантка принесла кофе — душистый, с корицей.
– Я это… на курсы хожу, – вдруг сказал Василий. – К психологу.
Анна удивлённо подняла брови: – Ты? К психологу?
– Да… Группа такая, для мужчин. Представляешь, нас там шестеро таких… дураков. Всё думали — так и надо, чтоб жена как робот была. А теперь вот… глаза открылись.
Он отхлебнул кофе, поморщился — горячий.
– Знаешь, что я понял? Я ведь тебя живую не видел столько лет. Всё функции какие-то — суп, борщ, рубашки… А ты ведь рисовала когда-то. И мечтала…
– Я и сейчас рисую, – тихо сказала Анна. – На курсы хожу. Акварель, масло… Получается даже.
– Покажешь?
Она внимательно посмотрела на мужа: – Зачем тебе это, Вась?
Он вдруг накрыл её руку своей — грубой, мозолистой: – Я другим стал, Ань. Или… становлюсь. Трудно это, знаешь. Как заново учиться ходить. Но я понял главное — нельзя человека в клетку загонять. Даже если любишь.
– Любишь?
– А ты думала — нет? Просто… разучился показывать. Всё гордость дурацкая, характер.
Анна смотрела в окно. Там по улице шли люди — спешили по своим делам, несли пакеты с продуктами, говорили по телефону.
– Я не обещаю, что всё сразу изменится, – тихо сказал Василий. – Но я очень хочу попробовать. С тобой. Если ты… если ты дашь мне шанс.
Она молчала. Вспоминала их первую встречу, свадьбу, рождение Сашки. Двадцать три года — это же целая жизнь.
– На каких условиях? – спросила наконец.
– На твоих, – он грустно усмехнулся. – Только не в кухарку больше. В жёны. В друга. В человека.
Анна допила кофе. Посмотрела на мужа — морщинки у глаз, седина на висках, руки нервно мнут салфетку.
– Знаешь что, Вась… Давай для начала просто погуляем. Поговорим. А там видно будет.
Он просиял: – Правда? Прямо сейчас?
– Ну а что, погода хорошая. В парк сходим. Расскажешь про свои курсы.
Они вышли на улицу. Солнце грело совсем по-летнему, пахло опавшей листвой и кофе из открытых дверей кафе.
– Слушай, а помнишь, как мы познакомились? – вдруг спросил Василий.
Анна улыбнулась: – В автобусе. Ты мне место уступил.
– А ты не села. Сказала — рано мне ещё на уступленных местах ездить.
Они рассмеялись — впервые за долгое время вместе. И пошли по аллее — не слишком близко, но и не далеко друг от друга. Впереди был длинный разговор. И, может быть, новая жизнь.