— Не мельтеши тут, у нас сегодня гости. Отойди, дай мне крыльцо подмести. И чтоб не вздумала выть этой ночью! Уже достаточно беды от твоего воя. Ах ты, Ясна!
Ясна была тихой собакой, редко лаяла. А ночное вытье для неё вообще не было привычкой.
Но с гостями всё менялось. Что-то в этом времени ей не нравилось. Когда в доме были гости, Ясна несколько раз подряд начинала выть по ночам.
Возможно, причина была в том, что в эти дни её кормили нерегулярно, хозяйка, занятая встречей гостей, часто забывала о ней. Но когда вспоминала, угощала щедро: стол ломился от мясного, а все кости — конечно, доставались Ясне.
Правда, зубы у Ясны уже были не те, что в молодости, но вкус костей от этого хуже не становился. Она переедала, и потом у неё болел живот, мучило нутро. Может, это и было причиной её воя, а может, что-то ещё.
Когда-то она крутилась среди гостей, как юла. Очень любила детей и их игры, но держалась настороже. Однажды соседский мальчишка случайно попал в неё из рогатки и перебил ногу. Ясна хромала до сих пор.
С тех пор она сторонится детей. Она поняла, что с ними лучше быть осторожной. В молодости иногда забывалась, но теперь, с возрастом, страх и усталость только усилились. Может, нога, когда-то пострадавшая от рогатки, снова начала болеть. Но теперь у неё больше не было желания присоединяться к играм.
Ясна была стара. Она иногда бродила по двору за хозяйкой и бегала по своим нуждам в самый дальний угол двора, за вишняком. Это и была самая далёкая её прогулка. Она уже не выходила за калитку, не совала носа в свой лаз под забором.
Зачем?
И вот опять гости! Во двор вваливалось шумное знакомое семейство. Ясну потрепали, поздоровались, и она ушла за конуру, хотелось спать.
– Стареет наша Ясночка! – грустно сказала только что приехавшая дочь хозяйки.
– Так уж и лет-то ей сколько …, – подтвердила мать, – Чай уж не будет выть опять? Надеюсь…
Все переглянулись.
После обеда приехал старший сын хозяйки. А с ним какое-то совсем маленькое создание – его внучка. Её Ясна видела впервые.
– О, собатька! Собатька, собатька, дай лапку! – мило прочирикала девочка.
Ясна посмотрела на удивительное создание в жёлтом платьице, развернулась и ушла за конуру.
Понаехали …
Вечером девочка, уже одетая в штанишки, нашла лежащую за конурой Ясну, присела рядом на корточки.
– Ну, дай лапу! Задина да? Не дашь? Ну и ладно, ну и не буду с тобой дружить …
Ясна этой ночью опять решила повыть. От тоски. Выходила хозяйка, ругалась шепотом. Ясна послушалась – задремала до утра.
На следующий день взрослые члены семьи поразъехались, а вот маленькая гостья Верочка осталась.
Она, хоть и обещала не дружить с собакой, но всё равно от скуки часто разговаривала с ней. Шепелявя, не выговаривая некоторые буквы, она рассуждала довольно по-взрослому:
– Я знаю почему ты воешь. Ты, наверное, тоже по маме скучаешь, как и я. А ты смотри на облака и думай, что мама там. Мне сказали – она там. Но я не очень верю. Наверное, она в том доме осталась, где мы раньше жили, а теперь переехали. Я найду этот дом, вот увидишь…
Ясна понимала, что есть в словах девочки истина. Она верила ей, хоть совсем и не понимала, о чём та говорит. Но беседы эти стали частыми.
Иногда к ней подходила хозяйка, обнимала её и тоже ей о чём-то говорила. Успокаивает – понимала Ясна, хоть и не понимала зачем.
Ясна не стала выть по ночам.
Через некоторое время Ясна так привыкла к этой юной гостье, что уже сама ждала её на крыльце по утрам. Сонная, собака выползала из конуры и, почти закрыв глаза, переходила на крыльцо.
Вера почти всегда просыпалась первая, тихонько, в ночной рубашке, отворяла дверь и немного говорила с Ясной. Что-то хорошее говорила, хоть Ясна и не понимала что, но было приятно, что нашла она такого утреннего собеседника. Вера выносила ей печенье или кусок булки. Ясна их ела не всегда.
Потом девочка уходила в дом опять – по утрам было зябко. И Ясна перебиралась опять к конуре, дремала. Скоро проснётся хозяйка и принесёт нормальную миску еды.
Но вот однажды случилась такая странность: Вера вышла значительно раньше. Ясна была ещё в конуре. Она вылезла, услышав лёгкие шаги. Вера была одета, обута в сандали, за спиной рюкзачок. Говорила что-то не так нежно, как всегда, а более решительно, а потом направилась к калитке, помахала Ясне рукой и ушла.
Ясна прикрыла глаза, но уснуть не смогла, охватило волнение. Она вскочила вдруг на ноги, побежала по двору, по забору, пытаясь разглядеть девочку за ним. Но девочки уже не было видно.
Ясна завыла. Выла она долго, выла под самой дверью, потом лаяла тоже продолжительно. Но хозяйка не вышла. Утренний сон крепок.
И Ясна юркнула в лаз.
Следы девочки она обнаружила легко. Они пахли, как чистое бельё на верёвке хозяйки, как нагретая солнцем кожа и как сладкое молоко. Запах детства невозможно описать, невозможно перепутать с дурманящими летними запахами цветов, и Ясна его чувствовала.
Она спокойно побежала по тропинке, прямо к реке. Опасность она почувствовала ещё раньше, чем услышала первый всплеск воды. Нога болела очень. Так далеко Ясна давно уже не ходила, но она припустилась, принюхиваясь, ещё быстрее.
И с размаху, с бегу, со всей прыти, на которую была способна только в далёкой молодости, она нырнула в воду. Сначала ушла с головой, с непривычки, но вынырнула.
В реке барахтала ручонками маленькая Вера. Она тонула. Ясна подплыла к ней, и та, вытаращив глазёнки, вцепилась в шерстяную спину спасительницы. Ясна направилась к берегу. И как только девочка оказалась на берегу, Ясна вернулась за плывущей вдаль одеждой.
Сил было совсем мало, она уходила под воду, выныривала. Догнала только одну какую-то вещь и повернула на берег, сцепив зубы, таща со злостью то, что удалось спасти. И уже по камышиному берегу, хромая, волоча мокрым хвостом по земле, отправилась к девочке.
Вера совсем голенькая на коленях стояла на мостках и во все глаза смотрела на неё.
– Ясна, Ясночка! А как же без кофты-то я? Кофта-то уплыла. И сандали. Как же я теперь без кофты к маме пойду?
Она неумело выжала штаны и разложила их на мостках. Потом они сели рядом, прижавшись друг к другу.
– Понимаешь, – заговорила Верочка, – Я думала, я дойду до мамы. Я видела – мальчишки здесь купались, тут мелко. Хотела на том берегу одеться и дальше к маме идти. Я одежду высоко держала, вот так, – она задрала ручку вверх, – Я знаю, куда идти. Город называется – Урал. Мы там жили раньше, – она вздохнула, – А оказывается – тут глубоко. И теперь без кофты и рюкзака я не смогу до мамы дойти, понимаешь? Но ты уже их не поймаешь, вон они как далеко уплыли.
Рюкзачок и ещё что-то виднелись внизу по течению реки. Ясна посмотрела на них и на этот раз поняла, что Вера очень хочет их догнать, жалеет.
Но Ясна была взрослая собака и рассудила абсолютно правильно: нет, это уже для неё нереально. Да и девочку надо вернуть домой. Только домой.
Мир для Ясны существовал вот в этом пределе леса, их села, полей, и центральной точкой всего её мира был – её двор. Только туда и можно стремиться. А эта глупышка зачем-то ушла из этого уютного мира.
Зачем?
Ясна сидела, смотрела на бегущую воду и думала. Как давно она не была здесь, у реки! А сейчас она смотрела вдаль и понимала: наверное, есть такая сила, которая заставила её маленькую хозяйку уйти со двора и забраться в реку.
И вспомнила она, как однажды, ещё в молодости, привела её к реке тоже огромная зовущая сила. В ту ночь она ощенилась. Уже не впервые, и первые её кутята выросли с ней. А это был второй её помёт.
Утром, проснувшись, кутят она не увидела. Ещё совсем слабая после родов, она бросилась по следам хозяина, по запаху своих кутят. Он был очень похож на запах человеческого дитя, за которым она бежала сегодня.
Хозяин был у реки.
– Ясна! Да чтоб тебя! Как нашла-то? – в руках он держал тряпку с пищащими внутри кутятами, – Эх! – махнул он рукой, – И куда мы их девать будем? Столько беспородных дворняг, а? Зачем они тебе?
Ясна его не слушала, она крутилась под ногами, переживая за пищащее в мешке потомство.
– Ну, да ладно, пошли, раз уж так.
Он положил мешок на землю, Ясна за шкирку подхватила одного из щенков и пошла вперёд, всё время оглядываясь и очень волнуясь за остальных.
– Да иду я, иду, – ворчал хозяин.
Сейчас, вспоминая это, Ясна даже поискала глазами кутят. Их, конечно, быть тут не могло. Но Ясна понимала: девочку привела сюда, наверняка, такая же вот сила.
Она повернулась к девочке и положила лапу ей на колено, провела и положила опять, проявляя участие, и как бы говоря, что понимает всё и сочувствует.
– Ясна, ты мне лапу даёшь? Да, спасибо… – Верочка как будто очнулась и решительно встала, – Пойдём, Ясна, – Вера натянула сырые штаны, – Пойдём, а то замёрзнем. Только ты бабушке ничего пока не рассказывай, ладно? Она ругаться начнёт. Я сама потом расскажу.
Они возвращались во двор. Впереди шла Ясна, строго оглядываясь на маленькую бегунью, а за ней босиком, в штанах и с голым торсом, шла маленькая Вера. Она махнула Ясне рукой и тихонько зашла в дом.
Ясна дремала у конуры, пока хозяйка не клацнула перед ней железной миской.
– Опять ночью выла! Эх ты! Слышала я сквозь сон, слышала! Вот возьму и не буду сейчас кормить! Ребёнка мне ведь напугаешь!
Ясна проголодалась сегодня особенно. Набросилась на кашу.
А уже к обеду хватились сандалий, кофты…
– И рюкзак тоже уплыл, – со вздохом призналась Верочка прабабушке и всё рассказала.
Ясна особо не вслушивалась, просто слышала, как что-то обсуждают. В обед её угостили большим куском вкусного мяса.
Вечером, когда Лера уже крепко спала, старая хозяйка вышла на крыльцо и тихо позвала Ясну. Её глаза были полны слёз.
Старая женщина обняла собаку, как не делала этого уже давно.
— Ох, Ясночка, милая моя! Как же благодарна я тебе! Даже думать страшно, что было бы, если бы не ты… — она сидела на крыльце, обнимая собаку и слегка раскачиваясь, — Вот ведь горе какое… И как сказать ребёнку о таком горе, как её подготовить? Жена у моего внука умерла, а маленькой Лере никто не говорил, что мамы больше нет. Увезли её подальше, сюда, чтобы не видела. Но сегодня я решилась, сказала. Нельзя больше молчать. Пусть и осудят меня за это, но я сказала… Взяла грех на душу.
Ясна, казалось, поняла всё. Нет, не казалось — она точно поняла. Всё именно так, как она себе и представляла. К реке девочку погнала та самая непостижимая сила, что когда-то она сама чувствовала в себе.
Эта сила, это чувство — сильнее любого страха, даже страха смерти. Ради него и существует вся жизнь. Его невозможно измерить, оно необъятно. В моменты, когда оно переполняет тебя, ты можешь преодолеть любые преграды.
Ясна понимала это до глубины своей собачьей души. Она успокоилась и тихо задремала, прямо на коленях всё ещё плачущей старой хозяйки.
Одного только Ясна не знала — как называется это чувство, эта всемогущая сила. А люди называют её любовью.
Только вот понять её так же глубоко, как это делала собака по имени Ясна, удаётся далеко не каждому человеку…