Жилось ему с ней хорошо, нехлопотно. Была Марина неспрослива, легко прощала обидные слова и грубости. Довольна была и тем, что нашла себе мужчину видного, непьющего и рукастого.
А он и правда любил вечером засесть за наладку техники в доме. А дом Марины буквально ждал такого вот мастера. После ужина он садился в зале на диван, включал телевизор и крутил в руках старый утюг, или собирал розетку, или разбирался в технологии изготовления и ремонта сломанного давно фена. Он весь уходил в свое дело, приводил технику в порядок, а Марину это успокаивало, привносило в вечера некую осмысленность и почти семейный уют.
Повезло ей с Сергеем!
Хотя разговоров о совместном будущем он не вел, о ЗАГСе не заговаривали, и, по всему, Марина понимала, что «муж» у неё временный. Часто говорил он о том, что могут его и дальше перевести по службе, а куда – он не ведает.
И вот только Витёк, сын Марины, Сергея раздражал. Замечала Марина это. Как только видел Сергей её конопатого лопоухого Витька, делал замечания:
– Опять у тебя носки с ног съехали! Как можно ходить так? Подтяни!
Или
– Смотри, наследил! Не трогай, Марин, пусть сам тряпку возьмёт, да вытрет. Чего ты за ним ходишь? Взрослый же…
И всегда у Витька что-то было не в порядке. Или грязь на шее, или волосы растрепаны.
Марина всегда принимала сторону Сергея, доругивала, дошлепывала Витька, заставляла исправить то, что заметил Сергей. А Сергей дулся потом и на Марину, считая, что недовоспитала она сына, не научила тому, чему должна была уж давно научить.
Марина чувствовала свою вину, сносила все терпеливо, соглашаясь с тем, что так оно и есть – недовоспитала.
А в душе Сергея от этого росла уверенность, что с Мариной расстаться будет легче легкого, потому что она и сейчас понимает, что не очень-то достойна такого, как он. Да и сын у неё некудышный…
Этакое вагонное сосуществование. Никто никого не обижает, все, вроде, помогают друг другу, исправляют неудобства, но скоро остановится поезд, и расстанутся они без сожаления, распрощаются на перроне.
Витёк с одной стороны держался с Сергеем настороженно, а с другой – его тянуло к мужчине. Ему интересно было смотреть, как тот мастерит, как ремонтирует вещи в доме. Даже как бреется или обмывается в ванной с фырканьем – тоже интересно. Практически, это был первый мужчина в его жизни.
Ни называл он его никак, ни по имени-отчеству, ни дядей. Строил неопределенные обращения: «Там дядя Костя дозвониться не может. Чего сказать ему?» или «Мамка велела ключ ей оставить, свой она мне отдала».
Вскоре Сергей даже привык к тому, что Витёк всегда где-то рядом, всегда наблюдает. Он оборачивался, делал какое-нибудь замечание, типа – «Поди штаны смени», Витёк безоговорочно исполнял и опять с интересом следил за мужскими его делами.
Однажды вот так следил, как перебирает Сергей рыбацкие снасти, готовится на рыбалку.
– А что, Марин, давай и мальца возьму. И удочка ему есть.
Марина с радостью согласилась.
А Сергею как раз на этот раз рыбалка очень понравилась. Витёк со щенячьим визгом встречал каждого малька, вел им счёт, выпучив любопытные глазищи, слушал байки Сергея, разводил подкормку, бегал за рыбацкими снастями.
Сергей стал и потом брать его с собой.
Время шло. Так и жили. Марина облегчённо вздыхала, когда Сергей не придирался к Витьку, а Сергей уж и привык, придираться стал меньше.
Но только вот случилась неприятность – разболелся у Марины живот. Несколько дней она терпела, не хотела идти в больницу, продолжала ходить на работу, хоть ничего уж и не ела, почернела лицом.
– Иди уже в больницу, чего мучаешься, – говорил Сергей, – Мало ли…
– А вы тут как же? А Витёк?
– Его определяй, думай куда. Может, к Валентине.
– Остался бы ты с ним, Сереж!
– Ну, уж нет. Нечего на меня чужих детей вешать!
Валентина была близкой подругой Марины. Она и забрала Витька к себе, к своим таким же примерно по возрасту детям. Сергей остался один. Марину прооперировали – перитонит, осложненный запущенностью. Приходила в себя после операции она долго.
Сергей пришел её навестить. Стеснялся своей сентиментальности, быстро шёл по коридору, все думал, что пришел все же зря. Кто она ему – так, временная сожительница.
Она лежала, отвернув голову от него к окну.
– Ну, чего ты тут? – Сергей чувствовал, что женщины палаты его слушают, было неловко.
– Хорошо все? – голову не повернула.
– Домой-то скоро? А то там уж и холодильник пустой.
Марина приносила всегда продукты сама, из магазина, Сергей лишь давал денег.
– Сереж, – она обернулась, – Уходи, пожалуйста. Собирай вещи и уходи. Хватит уж, пожили.
Он аж отпрянул от таких слов.
– Это как это – уходи?
– Так. Не надо нам с тобой жить. Все равно добра не будет. Мне с Витьком вдвоем хорошо будет. Слышишь? Уходи.
Он не знал, что и ответить. Поэтому встал с кровати, отряхнул себе колени, как будто там мог быть мусор, сказал невпопад:
– Ну ладно, выздоравливай тут.
Уже в дверях буркнул «До свидания» всем и вышел.
Поначалу обозлился. Он с работы сорвался раньше времени, со сменщиком договорился с трудом, чтоб успеть, приехать к ней сегодня в часы посещений, а она…
И столько сделал для них! Для неё, для Витька, а в благодарность услышал – уходи. Но чем больше он шагал по улицам городка, тем больше остывал.
И повели его ноги не к Марине в дом, а к Валентине, где жил в эти дни Витёк. Он вошёл под старую арку, обходя весеннюю размытую грязь, и вдруг отчетливо услышал голос Витька со двора. Он разговаривал с кем-то громко, ругался.
– Чего это нет? Есть у меня папка! Знаешь он какой?! Он вот такую рыбину поймал однажды, – и Сергей вспомнил свой рассказ Витьку на рыбалке, живо представил размах Витькиных рук, – Он такой! У нас утюг вообще не работал, а он разобрал по винтикам и поменял там все из другого утюга, и утюг теперь, знаешь, лучше всех утюгов гладит. А знаешь, какую мясорубку он сделал? Ни у кого таких нет! Она так легко мясо крутит… А знаешь, какой он добрый… Он меня и не шлёпнул ни разу. Он маме цветы дарит…
Сергей застыл. Ох, выдумывает мальчишка! Насочинял!
Впрочем, ведь и правда… утюг, да и мясорубку, и не шлёпал… да и цветы Марине дарил однажды – все правда.
Разные с Сергеем в жизни случались передряги, но в такую он попал впервые. Стоял за углом и думал – как быть-то теперь?
И казалось Сергею, что разговаривает он с кем-то другим, знакомым по детству, как будто – им самим, но совсем непохожим на его сегодняшнего.
Первый говорил: «Дурак ты, Сереж! Беги, а то затянет опять семейное болото, повесишь себе на шею чужого ребенка.» А другой, второй, как будто спорил с этим первым: «Хватай, Сереж, хватай такую бабу с ребенком готовым. Где ты еще такое счастье найдешь? Кто тебя, дурака, еще вот так полюбит?»
Этот первый был сильным и циничным, таким привычным и понятным. А второй был таким сложным – он шевелил душу, выводил её из душного мирка омраченной суетой жизни. Первый с иронией рисовал облик Марины – смешной и потерянной, хлопочущей в тесноте своей квартирки. А второй показывал женщину, умеющую любить, жертвовать, женщину, ждущую защиты.
Сергей стоял в тени за углом, слушая, как доносятся детские голоса со двора. Внутри него боролись мысли: шагнуть вперёд, пойти к мальчишке или повернуть обратно, начать собирать вещи и возвращаться в своё убогое общежитие?
В итоге что-то внутри подстегнуло его. Сергей решительно направился во двор.
– Витёк, собирайся, домой идём.
На следующее утро они вместе пришли к Марине в больницу. Сергей поправлял халат на мальчике, держа кастрюлю с супом, который они сварили для неё.
Марина, всё ещё ослабевшая, нежно улыбалась, поглаживала руку сына, давала советы и обещала, что скоро вернётся домой.
Когда они вышли на улицу, Сергей натянул шапку на Витька и неожиданно спросил:
– Вить, а как ты смотришь на то, если я на твоей маме женюсь?
Витька это застало врасплох, он посмотрел на Сергея своими светлыми глазами, затем пожал плечами:
– Ну, я не против. А она как, согласится?
– Кто знает… Придётся постараться. Поможешь мне?
Мальчик утвердительно кивнул.