— Максим, простите за поздний звонок, но, мне кажется, что в вашу квартиру кто-то вломился. Это Татьяна, соседка напротив. Вы перед отъездом давали свой номер на случай пожара, потопа, прочих стихийных бедствий… Игорь мне еще на днях говорил, что будто ваша дверь хлопнула, я сходила и послушала, но там, у вас, никого не было… Игорь был с дежурства, клевал носом и, я подумала, ему послышалось. Но я сейчас мыла посуду, а с кухни слышно все, что творится на площадке, и там хлопнула ваша дверь! Мне не послышалась. Но что за воры, которые сделали дубликат и приходят через день? Максим, я вас явно разбудила… может, это ваши знакомые, которым вы разрешили пожить, я не знаю, потому вот перестраховываюсь. Мне звонить в полицию? Вы приедете?
Максим вынырнул из-под одеяла, постаравшись не задеть спящую жену.
Татьяна, квартира, воры… О чем она?
— Подытожим, — отпив из стакана, чтобы не сипеть в трубку, произнес Максим, — Ко мне вломились? Они еще там?
— Кажется, да… — Татьяна говорила так, будто на нее надели железный тазик.
Максим понял, что женщина прижимается к железной двери в своем тамбуре.
— Татьяна, вы не высовывайтесь сами. Я звоню в полицию и уже выезжаю.
— Задержать их, если будут уходить? – она там, в тамбуре, где свален хлам, попеременно поднимала лыжные палки, ненужные инструменты, куски карниза, чтобы понять, что из них потяжелее.
— Не высовывайтесь. Там и брать нечего. Квартира под ремонт, я оттуда уже все вынес. Не понимаю, кто туда залез, и чем они там столько времени занимаются…
Максим прошмыгнул в прихожую.
В комнате тестя с тещей негромко работал телевизор. Они под него засыпают. Максим выходил аккуратно, на цыпочках, даже ботинки не натянул, а прихватил с собой – на площадку, чтобы не взбаламутить весь дом.
— Максюшенька, — сонная теща выпрыгнула в одной тапке, — Скребешься тут, как кот наш, Сенька, пока все дрыхнут. Куда это тебе понесло? Сейчас… — она посмотрела на настенные часы, но в полумраке и без очков мало что разглядела, — Сейчас три… Или пять… Куда ты, Максим?
— Вы бы отсыпались, Маргарита Анатольевна, — откликнулся он полушепотом, думая, как открыть щеколду, чтобы не перебудить уж всех, — Дом ходуном ходил все выходные, все дети и внуки к вам приехали. Набегались вы. Устали. Я никого будить не хотел – я думал, что тихонько выйду.
У тещи с тестем они в отпуске. Соня подумывала и родить в местном роддоме, но до заветной даты еще долго ждать, а работа ждать не будет. Почти все уже разъехались. Здесь только они с Соней.
— Отосплюсь… Куда ты? Ох, пугает меня твой напряженный вид. Звонок этот ночной. Меня же звонок и разбудил. Максим, куда ты поехал? С квартирой твоей что-то? Затопили?
— Соседка думает, что воры залезли.
— Батюшки… — женщина охнула и прикрыла рот ладонью, — Все вынесли??
— Из той квартиры нечего выносить. Все добро у меня дома, а эту, бабушкину квартиру, я ремонтировать начинаю. Должен с бригадиром скоро встретиться, смету составить. Извините, Маргарита Анатольевна, мне ехать надо. Буду разбираться. Приглядите за Соней. Я не стал ее будить среди ночи. Уж если задержусь, и она проснется, то передайте ей, что все нормально.
— Да-да, приглядим…
Расскажет. Вот все расскажет, как только Максим выйдет за порог, а Соня проснется. Но Максим просто улыбнулся краешками губ, подумав о том, что теща все-таки любитель посплетничать. Зла на нее он никогда не держал. Она во многом простая и прямолинейная, иногда и бестактная, но мировая женщина. Из тех, что и в горящую избу войдут, и коня на скаку остановят. А уж, когда речь о ее дочери, зяте или будущих внуках… Мало обидчикам не покажется.
Заводя машину, Максим только-только начал осознавать, что на ограбление этот взлом не похож.
От дома тестя до квартиры бабушки полчаса езды.
У парадной его уже встречала полицейская мигалка на беззвучном режиме, переливающаяся синим и красным цветом.
— Ломаем?? Ломаем? – на этаже, стоя рядом с полицейскими, спрашивала соседка Татьяна.
— Не надо ничего ломать, я уже приехал, — поднимался Максим, — Никто не выскочил оттуда? Что же это за воры…
— Может, это не воры, а те, у кого есть ключи от вашей квартиры, — задумчиво изрек лейтенант.
— Не… В смысле, да, ключи есть, но квартира только моя. Без моего ведома… — он на этом и запнулся, у Максима в голове обозначилась уже куда более реальная версия, чем эти неординарные взломщики, — А это будет считаться ложным вызовом, если я скажу, что там, вероятнее всего, мои родственники? – как-то надломленно заговорил он.
Наряд их покинул. Ложный вызов не приписали. Простили забывчивость. Разбираться с родней при посторонних, при полиции, Максим не желал.
Он проводил взглядом полицейских, потом достал ключи, которые оказались у него с собой по чистой случайности, потому что он здесь постоянно не проживал, и, под удивленным взором соседки (куда ж от нее спрячешься) попробовал проникнуть в свою же квартиру.
Видимо, изнутри в замок были вставлены ключи.
— Мама? Дядя Дима? Пошутили, все, уже достаточно, — говорил он с дверью, — Почему не впустили полицию? Почему не сказали, что это вы? И вламываться в мое жилье – это противозаконно.
Максим помнил, что у мамы есть дубликаты, это еще с той поры, когда бабушка была жива. Забирать их он не посчитал нужным. Хоть его и проклинали всей семьей.
Потом бы сменил замки, ремонт же делать…
Из-за двери откликнулись:
— Твоей квартиры? Ты ее не заслуживаешь. Нельзя прыгать через поколение! Бабушка – мы – потом только ты. А ты, как самый пронырливый, все себе присвоил! Только и мечтал о ее квартире!
Веселее всего то, что это они, семь лет назад, велели ему взять на себя весь уход за бабушкой. Он как-то и не слишком рвался. Конечно, бабушку он любит, приезжал к ней и помогал не меньше мамы, но полагал, что они так и будут ездить к ней – втроем. Каждый в свои дни. И как-то вскладчину помогать.
— Дядя Дима, если вы подзабыли детали, то я напомню: это вы настаивали на том, чтобы именно я был опекуном бабушки. Вы. Я не напрашивался. Но у вас лекции, у мамы – молодой муж. Все были заняты.
Все были заняты, и, когда Максим подписался быть опекуном, они приезжали к бабушке, к их маме, все реже и реже. Несколько лет назад это все совсем сошло на нет. Когда Максим пытался их зазвать, то они были заняты и напоминали ему, что не числятся ее опекунами.
— Опекуном – да, я на этом настаивал, — все кричали из-за двери, — Наследником – нет. Об этом мы не просили. Как это вообще соотносится? Ты же не за квартиру бабушку любил. Ухаживает тот, кто может, а наследство получают все, чтобы никого не обделить.
— Кто может??
— Да. Ты мог. Вот ты и ухаживал.
Отлично он мог. Метался между университетом, подработками и бабушкой. Потом сиделку ей нанимал, соседям приплачивал, чтобы они помогали, а он мог по вахтам ездить… Как вспоминает этот период, так вздрагивает. Работал 24/7. У бабушки была хорошая пенсия, это было подспорьем, но и своих денег он отдал немало. Но так пахал, что еще и на свое жилье накопил. Дядя Дима, просиживая в своем институте на полставки, и вечно сетуя на то, что жена могла бы и на вторую работу устроиться, то, как пахал Максим, и вообразить себе не мог…
Да что им рассказывать…
— Выходите. Или я дверь сломаю.
— Силенок не хватит, — это уже мама.
У мамы тоже есть виды на эту жилплощадь. Ее дочь от второго брака замуж надумала выскочить. Молодым поселиться негде.
— Я слесаря вызову.
— Незаконно это! Ломать дверь в квартиру!
— Так моя же квартира. По всем бумагам – моя. Выходите или позориться на весь подъезд будем?
Они надменно промаршировали мимо него. Не повернулись. Не поздоровались. Не поговорили нормально. Максим грустно усмехнулся, прощаясь с мамой, которая его презирала. Это при том, что совсем недавно он был для них самым замечательным, самым добродушным и самым любимым сыночком и племянником. Перед всеми его нахваливали, будто он первым в космос полетел. После каждого застолья чуть ли не почетную грамоту выдавали. Обхаживали как могли. Но только пока он был их щитом между вольной жизнью и уходом за пожилым человеком. Максиму не забыть лиц мамы и дяди, когда они, справя поминки, обдумывали, сколько смогут выручить с продажи квартиры, и узнали от него, что продавать-то им нечего.
— Это мама твоя? И дядя? – Татьяна вновь оказалась на площадке. Когда родичи Максима шествовали мимо, она юркнула к себе, но снова вышла – досмотреть концерт.
— Они.
— Дети бабушки твоей?
— Да.
— Никогда бы не подумала. Когда вы начали говорить, я предположила, что они по какой-то другой линии… За 5 лет, что я тут живу, я их ни разу не видела.
Тогда, на поминках, Максим согласен был отдать им какие-то равные суммы, пока они не посмотрели на него, как на насекомое. Он передумал.
Максим захлопнул дверь и сходил за слесарем. Ремонт ремонтом, а незаконные поползновения в его квартиру лучше пресечь сейчас.
Он съездил за грустной Соне.
— Почему ты такая хмурая? – спросил Максим, когда привез ее домой. В ту квартиру, которую он сам купил.
— Ты умчался ночью в квартиру бабушки? Это не грабители, да? Это мама твоя?
— И дядя.
Соня покачала головой.
— Как я не хочу, чтобы ты с ними ссорился.
— Тебе нельзя волноваться, Сонь. Да и было бы, о чем… Они мне все сказали еще на поминках. Их взгляды мне все сказали. Коршуны. Я их добычу отнял. Что в детстве я не понимал маму, что сейчас…
— Но она будет бабушкой и…
— Сонь, она не хочет быть бабушкой. Мне жаль, но это так. По крайней мере, не для нашего ребенка. У нее будут любимые внуки от любимой дочери.
Смятение Сони очевидно. Для нее разрыв отношений с родной мамой – дикость. К ее родителям они могут приехать в любой момент, и там всегда будут им рады.
— Но я-то хочу, чтобы в твоей жизни тоже присутствовала мама.
— Она сама сделала выбор.
Аргументы у мамы с дядей простые. У Максима уже есть квартира. Маленькая и заработанная тяжким трудом, но есть. А дядя Дима сам бесквартирный, живет примаком у жены, откуда его, чует он это, скоро и вышвырнут. У мамы доченька не пристроена. Замуж почти пристроена, а с жильем – один огромный знак вопроса. Цены-то подскочили. Вот они и объединились.
Мама попробовала снова:
— Максим! Сынок!
— Уже “сынок”? – Максим выносил скатанный в рулоны линолеум, снятый с пола, там его и застала мама.
— Ты мне все еще сын, если не забыл… И, как сын, ты просто не можешь меня не понять. Максим, ты поступаешь подло. Будь ты сам не пристроенным, я бы промолчала. Но у тебя с жильем все в порядке, все налажено. По меньшей мере, невежливо распоряжаться двумя квартирами, когда у тебя сестра фактически бездомная.
— Разве ей у тебя плохо живется?
— С мужем? Дети должны жить отдельно. Максим, я тут чего пришла… Возможно, на дядю ты разозлен и обижен, да и дядя, прямо скажем, не самый близкий родственник. Я согласна на половину! Половина – тебе.
— Это ты дядю Диму предлагаешь так кинуть?
— Я ищу выход! Ты не хочешь отдавать все, тебя тут можно понять, все-таки твой вклад в заботу о бабушке несколько больше нашего… Мне без разницы, с кем делить. Ну что, так тебя устраивает?
— От змеюка! – на площадке возник и дядя.
— Дима, ты тут откуда?
— А я у тебя был. Хотел обдумать нашу стратегию, а дочурка твоя сказала, что ты к Максиму поехала. От тут-то у меня все и сошлось.
Максим спектакль не досмотрел. Они там делили то, что им не принадлежит. А он уступать не хотел. Но мамины слова что-то в нем пошатнули… Вроде, он и по праву получил квартиру… Но выходит-то – да, что он сидит с двумя квартирами, а у некоторых из них ни одной.
— Чего тут думать? – спросила Соня, — Они наследники первой очереди, если бы не завещание, написанное на тебя. Они его оспаривали?
Максим подтвердил.
— Но не смогли. Подобраться к тебе они не могут, поэтому только тебе решать, сколько ты им отдашь.
— Ты бы что отдала?
— Все, — сказала Соня.
Ну, с ней это не новость. Соня так не любит конфликты, что все отдаст, лишь бы не отстаивать это.
— Исключено, — ответил Максим.
— Ну, по четвертинке…
И он почти что с этим согласился, позвонил маме, чтобы обрадовать, но там мама с дядей, доведенные до кондиции, охрипнув от криков, набросились уже на него:
— Это ты нас спровоцировал!
— Ты рассорил!
— Из-за тебя мы уже и друг друга подставляем!
— Все Сонька твоя, — воскликнула мама, — Как женился, так сам не свой. Эта квартира для семьи. Эта – детям на “потом”. Кому сдались твои дети, когда у твоей сестры дети будут расти не в своем доме, а в моем??
И Максим передумал.