Ирина мыла посуду после ужина. Дети уже спали, муж сидел в гостиной, смотрел какую-то передачу. Зазвонил телефон. Она вытерла руки о кухонное полотенце, взглядом нашла экран. Свекровь. Ирина вздохнула, взяла трубку.
— Алло, Лидия Петровна.
— Ириночка, здравствуй, дорогая. Как дела? Как мои внучки? Здоровы?
— Всё хорошо. Даша сегодня пятёрку получила по математике. Маша научилась завязывать шнурки.
— Умнички какие. Я так по ним соскучилась.
Ирина почувствовала напряжение в голосе свекрови. Когда Лидия Петровна начинала с комплиментов и сентиментальности, это означало, что дальше последует просьба.
— Слушай, у меня тут ситуация сложилась. Начинается ремонт в квартире. Подрядчики пришли сегодня, всё осмотрели. Говорят, недели на две затянется, может, на три. Стены долбить будут, обои сдирать. Пыль будет страшная, шум до вечера. Мне с моим давлением это вредно. Врач вообще запретил нервничать.
Ирина замерла с тарелкой в руках. Поняла, к чему ведёт разговор. Две, а то и три недели свекрови в их доме. Это катастрофа. Это крах всей системы, которую они с мужем выстраивали семь лет.
— Можно я к вам переберусь на это время? Тихонечко, не буду мешать. Даже наоборот, помогу. С детьми погуляю, обед приготовлю. Тебе легче станет, правда же?
Женщина закрыла глаза. Вспомнила прошлый визит Лидии Петровны. Прошлым летом свекровь гостила у них неделю. За эту неделю она умудрилась перевернуть весь дом. Давала детям сладости перед ужином, включала мультфильмы до полуночи, разрешала не чистить зубы. Отменяла все правила, которые Ирина с мужем устанавливали годами. А когда та пыталась возразить, свекровь обижалась, говорила, что бабушка имеет право баловать внуков.
Потом ушла неделя на восстановление режима. Дети капризничали, требовали мультики, отказывались от супа. Ирина клялась себе, что больше не допустит длительных визитов свекрови.
— Лидия Петровна, понимаете, у нас режим налажен. Дети рано ложатся, рано встают. Боюсь, приезд гостя всех собьёт с толку. И вам будет неудобно.
— Да что ты, милая. Я же тихая, не шумная. Буду как мышка. И правда помогу. С детьми погуляю, борщ сварю, полы помою.
— Спасибо за предложение, но мы справляемся. Может, лучше снять вам студию на время ремонта? Мы поможем. Или в санаторий съездить?
В трубке повисла долгая пауза. Ирина слышала дыхание свекрови. Тяжёлое, обиженное.
— Что же я, своей семье пожить не могу? Внуков увидеть хоть на недельку? Я думала, мы родные люди, а не чужие.
— Мы родные, Лидия Петровна. Просто для всех будет комфортнее, если режим не нарушится. Дети привыкли к определённому распорядку. Любое изменение их выбивает.
— Понятно. Значит, я чужая. Лишняя в семье собственного сына. Спасибо, что объяснила, как всё обстоит на самом деле.
— Лидия Петровна, я не это имела в виду.
Но свекровь уже повесила трубку. Ирина положила телефон на стол. Посмотрела на недомытую посуду. Руки дрожали. Не от страха, а от раздражения. Она знала, что дальше будет. Лидия Петровна позвонит сыну, пожалуется, заплачет. И начнётся.
Муж Дмитрий зашёл на кухню через несколько минут. Взял из холодильника йогурт, открыл его.
— Мама звонила?
— Да. Просилась пожить у нас на время ремонта.
— И что ты ответила?
— Что лучше снять ей студию или в санаторий поехать.
Мужчина нахмурился. Поставил йогурт на стол, не стал есть.
— Почему? Мы могли бы помочь. Место есть.
— Дима, ты помнишь, что было в прошлый раз? Когда твоя мама гостила у нас? Дети ложились в час ночи, ели конфеты вместо супа, не чистили зубы. Твоя мама отменяет все наши правила, которые мы устанавливаем.
— Она просто балует внуков. Бабушки так делают. Это нормально.
— Это нормально иногда, на один день. Но не две недели подряд. Потом я неделю восстанавливаю режим. Дети капризничают, не слушаются.
— Может, ты слишком строгая с режимом? Дети должны немного расслабляться.
Муж взял йогурт, вышел из кухни. Ирина услышала, как хлопнула дверь спальни. Знакомый звук. Так он всегда делал, когда не хотел продолжать неудобный разговор.
На следующий день Дмитрий почти не разговаривал с ней. Утром буркнул «доброе утро», не поцеловал перед выходом на работу. Вечером вернулся поздно, поужинал молча, сразу ушёл к компьютеру. Ирина пыталась завести разговор, но он отвечал односложно. Да, нет, не знаю.
Дети заметили напряжение. Семилетняя Даша подошла к матери на кухне.
— Мам, а почему папа злой? Он даже не поиграл с нами.
— Он не злой, солнышко. Просто устал на работе. Много дел.
— А по-моему, он обиделся на тебя. Вы поссорились?
Ирина обняла дочь.
— Нет, не поссорились. Просто немного не согласны по одному вопросу. Это пройдёт.
Но она знала, что это не пройдёт быстро. Дмитрий всегда был слишком привязан к матери. Он единственный сын, поздний ребёнок. Лидия родила его в сорок лет, воспитывала одна после развода. Привязала к себе так крепко, что даже женитьба сына не ослабила эту связь.
Через два дня, в среду вечером, Дима долго говорил по телефону в спальне. Ирина слышала его голос сквозь дверь. Тихий, виноватый, оправдывающийся. Она не подслушивала специально, просто проходила мимо. Но слова долетали.
— Мам, ну не плачь. Я понимаю. Да, я знаю. Это несправедливо.
Женщина остановилась у двери. Сердце забилось чаще. Значит, Лидия Петровна уже пожаловалась. Уже включила режим жертвы.
Муж вышел из спальни через десять минут. Лицо мрачное. Прошёл мимо жены, не глядя на неё.
— Дима, подожди.
Он остановился, но не повернулся.
— Моя мать плачет. Сидит в своей квартире среди строительной пыли и плачет. Говорит, что её выгнали из семьи. Что ты её ненавидишь.
— Я её не ненавижу. Я просто хочу сохранить режим наших детей. Их стабильность.
— Режим важнее родного человека? Важнее моей матери, которая вырастила меня одна?
— Родной человек может пожить в съёмной квартире две недели. Мы могли бы оплатить.
— Для неё это унижение. Она хочет быть с семьёй, а её отправляют как чужую.
— Дима, она живёт в своей квартире десять лет. Две недели в другом месте не трагедия. Зато режим детей не нарушится.
Муж резко повернулся. Лицо исказилось от злости.
— Всё для тебя режим. Режим, режим, режим. А то, что моя мать страдает, тебе всё равно.
— Не всё равно. Но я не готова жертвовать нашим благополучием, чтобы твоя мать чувствовала себя нужной.
Он не ответил. Вернулся в спальню, закрылся. Ирина осталась стоять в коридоре.
Следующие дни прошли в молчании. Дмитрий проводил все вечера за компьютером. Разговаривал только о бытовых вещах. Когда оплачивать коммуналку, надо ли покупать молоко, закончился стиральный порошок. Никаких личных тем, никаких разговоров по душам.
Ирина пыталась начать разговор несколько раз. Подходила к нему, садилась рядом. Но муж отвечал холодно, отстранённо. Потом находил причину уйти в другую комнату.
В субботу Дмитрий встал рано, в семь утра. Ирина услышала шум воды в ванной, открыла глаза. Муж уже одевался. Надел джинсы, свитер, взял ключи от машины.
— Куда ты? — спросила жена.
— К маме. Помогу с выбором материалов для ремонта. Она сама не разбирается.
— Хорошо. Когда вернёшься?
— Не знаю. Может, поздно. Там много дел.
— А как же дети? Ты обещал с ними в парк пойти.
— Сходите без меня. Или перенесём на другой день.
Она осталась одна с детьми. Накормила их завтраком, поиграла, почитала книжки. Даша спрашивала, где папа, почему он не пошёл с ними. Ирина придумывала отговорки, но видела, что дочь не верит.
Весь день ждала мужа. Готовила обед, думала, может, вернётся. Не вернулся. Ужин приготовила, дети уже спали, а его всё не было.
Он появился в половине одиннадцатого вечера. Лицо мрачное, уставшее. Прошёл в спальню, начал раздеваться механически. Ирина вошла следом, села на кровать.
— Дима, нам нужно поговорить. Серьёзно поговорить.
— О чём? — голос глухой, безразличный.
— О твоей маме. О нашей ситуации. Так дальше нельзя.
Муж резко обернулся. Бросил рубашку на стул. Лицо его исказилось, появились красные пятна на щеках.
— Ты не представляешь, в какой дыре она живёт. Обои отваливаются кусками, пол скрипит под ногами, пыль везде. Рабочие обещали закончить через две недели, но кто их знает. А могла бы быть здесь, в тепле, в чистоте, с внуками. Из-за твоего принципа моя мать страдает, ютится в строительном аду.
Ирина почувствовала, как внутри закипает ответная злость. Она сдерживала её неделю, молчала, терпела. Но сейчас не могла больше.
— Она живёт в той же квартире, что и раньше. Да, там ремонт. Но ремонт ей сделают, квартира станет лучше. А если бы она приехала к нам, страдали бы наши дети.
— Дети бы не страдали. Бабушка их любит. Она бы о них заботилась.
— Любить и правильно воспитывать совершенно разные вещи.
— Ты преувеличиваешь. Ты понимаешь, что она одна. Отца нет уже пятнадцать лет. Я единственный сын. А сейчас ещё обиженная, брошенная.
— Она не одна, Дима. Мы навещаем её по выходным. Приезжаем с детьми, звоним. Это не предательство. Это установление здоровых отношений.
Муж не ответил. Лёг на кровать, отвернулся к стене. Натянул одеяло до подбородка. Разговор был окончен.
Следующие дни Дмитрий перестал демонстративно молчать. Он разговаривал, даже шутил иногда. Но в доме поселилась холодность. Они обсуждали только детей, бытовые дела. Не касались друг друга, избегали взглядов.
Ирина понимала, что конфликт не решён. Он просто затих, ушёл вглубь. Муж не смог выбрать между матерью и женой. Застрял посередине.
Она понимала, что это проверка. Их брака, их семьи, их способности быть одной командой. Пройдут они эту проверку или нет, покажет только время.
